Иоганн Филипп фон Страленберг. 17 генваря 1730 года".
4. МОНТЕВИСТКА
Он приказал дворецкому выгнать цыган, запереть все двери, возле каждой двери за портьерами поставить по мужику с топором или сечкой. В нижнем этаже затворили бы ставни. За верхними окнами пусть горничные смотрят, чтобы никто не влез. Сам Роман Станиславович быстренько шмыгнул в свой кабинет, взял два заряженных пистолета, спрятал их под сюртуком и прошел в зимний сад.
Он подошел к двери, за которой укрылись Анелька и этот красавчик судейского племени. Шершпинский взял садовую склянку, большую такую воронку, через которую переливали разные жидкие удобрения, прислонил склянку к двери, прильнув к склянке ухом. Это было словно докторская слухательная трубка, только еще эффектнее. Каждый шорох за дверью в банке отдавался, как гром.
Солнышко закатилось? с капризным чертиком в голосе произнесла Анелька. Зимой так редко светит солнышко. А я только кнопок и застежек две дюжины отстегнула Эти парижские одежки, будь они прокляты!.. И холод дует в окно, и небо за шторой зимнее, темное
Всё стихло. Через какое-то время вновь затараторила Анелька:
Ага! Солнышко всё же встает, горячее, розовое! Утро разгорается!
Шершпинский отнял склянку от двери и прошел к двери другого кабинета,
где находились Бутков и
Ядвига. "Черт бы всё побрал! подумал Шершпинский, Действительно. Зима. И порадуешься первому лучу в окне, а он тут же исчезнет, как счастье. А его жизнь могла быть другой! Солнечной! Ему светили какие-нибудь италианские дворцы. Неужто он должен будет весь остаток провести в той гнусной яме, в которую его так неожиланно спихнули? За что?"
За дверью послышался голос Ядвиги:
Ты спрашиваешь, почему меня к тебе не ревнует муж? Но ты только думаешь, что находишься с Ядвигой, а на самом деле ты теперь- с Анелькой, с незамужней женщиной!
Но, дорогая, тогда, выходит, с замужней Ядвигой спит теперь Герман Густавович
Ничего не значит Есть еще третья сестра, и она точно похожа на нас Но мы вам об этом не говорили нарочно
Шершпинский осторожно постучал.
Какого черта? раздраженно спросила Ядвига.
Федора Алексеевича по срочному делу! тихим голосом сказал в щелку Шершпинский.
За дверью недовольно пробормотали. Потом был шепот, шелест. Потом раздались шаги. На пороге показался взъерошенный и бледный Бутков. Он устало дышал, глаза смотрели воспаленно.
Прошу прощения, млс-с-с-тдарь, изогнувшись в поклоне, полушепотом сказал Шершпинский. Только считая своим долгом обезопасить важных особ Мне сейчас точно донесли, что недруги мои добились клеветами своими внимания полиции. И сегодня может быть проверка, и я не хотел бы ставить таких людей, как вы, в сомнение. Полиция не может найти здесь ничего предосудительного и тем не менее Впоследствии я всегда счастлив буду видеть вас своими гостями.
Конечно, конечно! сказал Бутков. Буди Германа, да пусть подают экипаж к черному ходу.
Сейчас разбужу, не хотите ли пока чего-либо выпить?
Нет, ничего
Шершпинской направился к двери соседнего кабинета, но вызволить Германа из спальни Анельки оказалось не так-то просто. Тщетно кричал в дверную щелку Шерпинский о том, что Германа Густавовича требуют по срочному делу.
Какое там еще срочное дело? Пся крев!
Герман Густавович! Вас Бутков зовет! Безотлагательно! взмолился Шершпинский, проклиная в душе Анельку, юного красавца, себя и свою судьбу!
О! Если мог бы он приказать высечь всёх этих людей на конюшне! Их бы секли, они бы визжали, а он бы стоял, смотрел и улыбался!
Вам Федор Алексеевич всё объяснит! сказал Шершпинский, беря молодого правоведа под руку, и увлекая за собой.
Через минуту оба сидели в экипажах. Из-под полозьев взмывал снежный
прах.
А дворецкий уже провел к Шершпинскому Полину-монтевистку, за которой съездил по приказанию хозяина.
Полина уселась в кабинете напротив Шершпинского. Её вьющиеся темные волосы рассыпаны по плечам, темная пелерина скроена так, чтобы сделать как можно незаметнее её горбы. Но искривление позвоночника привело к тому, что голова её как бы ушла в плечи. Полина откидывает голову, смотрит пронзительно в переносицу Шершпинского.
Что за нужда была булгачить меня ночью, да еще под утро, когда самый сладкий сон. Твой дворецкий переполошил всю мою дворню.
Полина, моя дорогая, мы оба родились в этом проклятом городе, он ест человека белыми ночами, чахоткой, коротким летом, но он его привораживает и не отпускает. Мы петербуржцы, и мы друзья детства, разве не так? Скажу больше, ты ведь говорила в детстве, что любишь меня разве не так?..
Смородиновые зрачки Полины неестественно расширяются:
Ты тоже говорил, что любишь что же с того? Слова, есть слова она смотрит на Шершпинского почти с ненавистью. Но есть и еще какой-то оттенок в её глазах.
Ты многое знаешь обо мне, говорит Шершпинский, но ты знаешь не
всё
Нет, я знаю всё! жестко отвечает Полина, я знаю даже о чем ты хочешь просить меня. Тебе грозят смертью, и ты хочешь спасения
Да, ты и в самом деле ясновидящая, я в этом давно убедился, говорит Шершпинский, но ты видишь всё общим планом, а я тебе расскажу детали