Мне просто нужно еще немного времени, чтобы подумать, вот и все.
О чем тут думать? Книга готова.
Да, но, может, стоит ее чуточку ужать. Я же тебе ее читал, и ты сам сказал, что немного занудно.
Как и ты сам, но я же не держу тебя связанным в седельной сумке.
Я снова отхлебнул из стакана, но там осталась только пена, и пауза вышла короткая.
Слушай, сказал я, мы уже об этом говорили. Просто жду удобного момента.
Так и просрешь свой момент.
Я вздохнул. Бывали дни, когда братец не произносил ни единого слова, за исключением «осторожно, сусличья нора» и «здесь и заночуем», или когда извечный походный рацион из бобов и пеммикана приводил к неизбежным последствиям: «Ого, ну и залп!» Однако если речь заходила о моей робости как начинающего писателя, Густава было не заткнуть.
Кстати, насчет посрать начал я, намереваясь соскочить с темы трусости наиболее подобающим способом: сбежать.
Но ретироваться не понадобилось, так как произошло давно чаемое мной вмешательство: повод сменить тему наконец явил себя в виде тощего морщинистого старика, напоминающего кусок вяленого мяса, который направился к нам от стойки бара. Я бы сказал, что дед пьян в стельку, но, пожалуй, одной стельки тут бы не хватило. Лишь чудом он не рухнул прямо на столик, но ему все же удалось, покачиваясь, остановиться чуть не доходя.
Привет. Ему пришлось сделать заметное усилие, чтобы выговорить это простое слово одеревеневшим от виски языком. Я вас помню.
Я тоже тебя помню, кивнул я, не пытаясь сделать вид, будто бережно храню в памяти нашу встречу.
Утром мы видели этого типа в конторе Пинкертона: старикан лет шестидесяти с кислым лицом сутулился над письменным столом в дальнем углу. Мне и самому когда-то довелось
немного поработать в конторе клерком в зернохранилище в Канзасе, и я отнес пожилого зануду к хорошо знакомому типу: вечно недовольный бездельник. Таких сколько угодно и среди ковбоев, но, кажется, особенно часто они сидят по темным углам в конторах.
Старик не проронил ни слова, пока его босс измывался над нами, и лишь угрюмо хмыкнул, когда я упомянул, что знаменитые пинкертоны, те же Чарли Сиринго и Берл Локхарт, начинали как и мы: никчемными бродягами. Теперь я не ожидал ничего другого, кроме новых насмешек над нами, и готовился выслушать от нового знакомца прибереженную с утра издевку.
Видимо, эти ожидания достаточно ясно читались у меня на лице, потому что старик попытался изобразить приветливую улыбку. Подобное выражение радушия с непривычки стоило ему немалых усилий: лицо у него обветрилось и задубело, и от растягивания губ кожа едва не заскрипела.
Может, я сумею вам помочь. Слова выползали у него изо рта медленно и тягуче, как овсянка. Понимаете я Берл Локхарт.
Тот самый Берл Локхарт? изумился Густав, оглядывая его с ног до головы.
Стоявший перед нами персонаж ничуть не походил на героя романа разве что речь там шла о параличном конторщике или пьянчуге-газетчике. Потертые штаны, заляпанная чернилами рубашка, плохо повязанный галстук и мятый полинявший воротничок первым делом наводили именно на такие мысли. Только одна деталь намекала на некоторую лихость: револьвер 44-го калибра с перламутровой рукояткой, болтающийся на бедре. Оружие смотрелось на старике так же нелепо, как женские панталоны на бычке.
К вашим услугам. Кривая ухмылка старика стала шире.
Счастлив наконец-то познакомиться лично, Берл. Я протянул ему руку. Странно, что мы не встретились раньше. Видишь ли, я Буффало Билл, а это вот Энни Окли .
Старик словно окаменел. Он перестал покачиваться, моргать и даже дышать; живыми остались только губы, сжавшиеся в тонкую щель, которая перерезала лицо на манер туго натянутой колючей проволоки, и правая рука, которая не поднялась навстречу моей, а поползла вниз, к рукоятке револьвера.
Внезапно передо мной оказался совершенно другой человек не столько отощавший, сколько очистившийся от всего лишнего, так что остались только жилы, кости и ожесточение. И этот новый, намного более устрашающий тип действительно показался мне смутно знакомым. Я вспомнил изображения Берла Локхарта, виденные в газетах и журналах. Если добавить морщин и щетины, убрав мясо и мускулы Господи, это и правда он!
Перед нами стоял тот самый человек, который вступил в перестрелку с братьями Джеймс, подружился с Билли Кидом и предал его, а еще уложил под земляное одеяло больше конокрадов, грабителей и бродяг, чем любой другой служитель закона на всем Западе.
Это был не просто человек. Это была живая легенда А я практически плюнул ему в лицо.
И теперь он намеревался плюнуть в лицо мне свинцом.
Глава вторая. Локхарт, или Из огня да в полымя
Ох-х, прохрипел я, настолько обескураженный промахом, что обычно бойкий язык застрял у меня в глотке, точно горсть опилок. Э-э.
К счастью, мой обычно молчаливый брат внезапно разговорился.
Простите, мистер Локхарт, Отто вовсе не хотел вас обидеть. Видите ли, у него просто голова иногда не дружит с языком. Мы будем очень рады, если вы присядете к нам и позволите вас угостить.
Да-да, сэр, поспешил вставить я. Руку, протянутую навстречу Локхарту, который так ее и не пожал, я поскорее повернул ладонью вверх и предложил Берлу сесть. Для нас будет честью пропустить с вами стаканчик.