Пока не подрастет единородный Давид, пока не заменит он Львораздирателя Мгера, пока не облачится в доспехи его и оружия его не возьмет, пока не вспрыгнет на Конька Джалали, я из своего покоя никуда не выйду.
В тот день, когда Давид песней и игрой на трубе прощался с сасунским народом, молодая служанка принесла еду сасунской великой бабке. Дехцун-цам спросила служанку:
Красавица! Я слышала, кто-то на дворе трубил в Мгерову трубу?
А разве ты ничего не знаешь, мудрая жена? Давид отцовские доспехи надел, мечом-молнией препоясался, сел на Конька Джалали, трубит в отцовскую трубу, едет на бой с Мсра-Меликом.
Обрадовалась Дехцун-цам, на месте не усидела. Атласное ее покрывало истлело от времени, обтрепалось. Дехцун-цам вскочила, а покрывало осталось на тахте.
Давид проезжал мимо бабушкиного окна. Дехцун-цам высунулась в окно и увидела Давида на отцовском коне.
Джалали, Джалали, милый ты мой Джалали! воскликнула она. У моего Давида нет отца будь ему отцом родным! У моего Давида нет матери будь ему родной матерью! Ты Санасару братом был будь братом и его внуку! Ты Мгеру моему помощником был будь помощником и его сыну! Отвези моего Давида на Цовасар к Молочному роднику и остановись там, а Давид пусть сойдет и живой воды напьется; а как напьется, сразу могучим станет. Оттуда отвези моего Давида к Порцакару Камню испытаний. Пусть Давид ударит мечом по железному столбу. Коли перережет столб пусть бросается в бой, а коли не перережет пусть вернется домой, а потом снова пусть силу свою попытает.
И тут Конек Джалали заговорил человечьим голосом:
Будь спокойна, мудрая жена! Я исполню твое повеление.
ДАВИД ПОБЕЖДАЕТ В БОЮ
Джалали понес Мгерова сына на Цовасар, остановился у Молочного родника и когда увидел, что всадник не думает слезать, то опустился на колени.
Давид решил, что конь притомился.
Ах, чтоб ты себе шею сломал, Конек Джалали! воскликнул Давид. Я думал, ты через кровавые реки меня перенесешь, а ты ручейка испугался?
Давид ударил коня стременами и сломал ему ребро. Конь рассердился.
Что ты наделал, сумасброд сасунский? вскричал он. Ты сломал мне ребро! Вот я тебя сейчас подниму, зашвырну на солнце, и ты сгоришь!
Ну, ну! сказал Давид. Я рожден от воды. Я к тебе под брюхо юркну!
А я спущусь на землю, ударю тебя о камни, и ты разобьешься!
Ну, ну! Я рожден от огня. Я к тебе на спину вспрыгну! Тут Конек Джалали присмирел.
Ах, сумасброд сасунский! сказал он. Ради твоего покойного отца я тебя прощаю. Ты забыл наставление твоей бабушки? Ты не видишь, что я стою у Молочного родника? Попей воды и на мое сломанное ребро чуточку брызни.
Тут только Давид понял свою ошибку. Тотчас же слез он с Джалали, в глаза его поцеловал, смочил ему бок ключевою водой и пустил пастись. Ключевая вода была целебная в одно мгновенье зажило ребро у коня. Давид напился воды, лег у родника и уснул.
Конек Джалали загородил от солнца вспыльчивого своего ездока.
Через час проснулся Давид, и что же он увидел? За это время он так в теле раздался и так стал могуч, что шлем слетел у него с головы, с ног сапоги соскользнули, пояс валяется на земле, ворот кафтана не застегивается.
Встал Давид, из шлема выбросил семь пудов хлопка, и тогда шлем впору ему пришелся. Потом из сапог выбросил семь пудов хлопка, и тогда сапоги пришлись ему по ноге. А когда он меч-молнию к поясу привязал, оказалось, что меч едва доходит ему до колен.
Давид поднял отцовскую палицу, словно то не палица была, а перышко, вскочил на коня погнал его к железному столбу, выхватил меч и на скаку перерезал столб. Обернулся Давид, смотрит: верхняя, отсеченная часть столба не упала, висит на нижней так стремительно рассек его молния-меч. Давида зло взяло на себя, и он воскликнул:
Ах, ноги мои! Не несли б меня на Цовасар,
Уж лучше б рука нанести не сумела удар,
Когда одним махом не рассекла Порцакар!
Пусть лучше навеки, навеки затмится мой взор,
Не видеть бы только бесславье мое и позор!
Отчизне моей любимой грозят полон и разор!
Вдруг, откуда ни возьмись, налетел, вертя хвостом, буйный ветер-дракон, опрокинул Порцакар и вдаль полетел. Только тут удостоверился Давид, что его меч рассек железный столб пополам, воспрянул духом и начал себя подбадривать:
Нет, не слабейте, ноги мои,
Раз донесли меня на Цовасар!
Нет, не слабейте, руки мои,
Коли нанес я грозный удар!
Зоркими будьте, очи мои,
Коли повержен мной Порцакар.
Такими словами Давид подбодрил себя и воодушевил, а затем погнал коня к полю брани, остановился на вершине холма, посмотрел вокруг, видит: звездам небесным есть счет, травам полевым есть счет, Мсра-Меликовым воинам нет счета. Шатры его белели от склонов Цовасара до Батманского моста.
Давид был смельчак, но и в сердце к смелым закрадывается страх. Вид мсырской несметной рати привел в трепет Давида, и он заколебался.
Ой-ой-ой! Как же я буду с ними воевать? воскликнул он. Если бы даже они превратились в камыш, а я в косца, мне все равно бы их не скосить. Если бы даже они превратились в хлопок, а я в огонь, мне все равно бы их не опалить. Если бы даже они превратились в осенний суховей, а я в ветер с юга, мне все равно бы их не разметать по оврагам. Если бы даже они превратились в новорожденных ягнят, а я в голодного волка, мне все равно бы их всех не перегрызть. Господи Боже! Как же я буду воевать с этим бесчисленным войском?