Выйдя из подземелья, Давид спросил:
Дядя! А где же Конек Джалали? Горлан ему на это ответил:
Ах, родной мой! После того как твой отец приказал долго жить, я его коня заточил в конюшне и дверь замуровал, а корм и воду спускаю ему через окошко. Мсра-Мелика боюсь не смею Конька Джалали вывести во двор, чтобы он свежим воздухом подышал, на солнышке погрелся. Давай сходим в конюшню!
Подошли они к большой конюшне. Смотрит Давид тут стена и там стена, а двери нигде нет.
Давид палицей ударил, в стене пролом пробил и вошел. Там привязан был Конек Джалали. Как почуял он запах доспехов хозяйских, радостно заржал. Давид подошел, руку положил ему на круп. Джалали злобно лягнул Давида. Давид так в стену и влип, обеспамятел. Немного спустя очнулся Давид и горько заплакал.
Эх, Джалали! сказал он. Я был уверен, что конь отца моего понесет меня в бой с Мсра-Меликом, поможет мне одержать победу над врагом, а ты меня ударил!
Тут Конек Джалали заговорил человечьим голосом:
Как я в бой тебя понесу, Давид? Посмотри на меня! Что со мной сталось? Когда отец твой умер, твой безжалостный дядя заточил меня в темной конюшне, ни разу грязь и пыль с меня не счистил, я уж позабыл, что такое скребница!
Подошел к Коньку Джалали Давид, обнял его за шею и поцеловал в лоб. Потом воду подогрел в котле о семи ушках, взял целый пуд мыла, вымыл Конька Джалали, вычистил, причесал его, засыпал ему в кормушку семь пудов ячменя и сказал:
Я твой хозяин. До сих пор никто тебя не мыл и не чистил, с этого дня я стану чистить тебя и мыть!
Взял Давид отцовского коня за повод и вывел из конюшни, а затем обратился к дяде:
Дядя Оган! А теперь отдай мне отцовское перламутровое седло.
Отдал ему Горлан Оган перламутровое седло.
Давид! сказал он. Отец твой, когда коня седлал, подпруги затягивал, на дыбы коня подымал. Коли в силах ты поднять коня на дыбы иди в бой, коли не в силах не ходи!
Взял Давид перламутровое седло, оседлал Конька Джалали, затянул подпруги, коня на дыбы поднял и сказал:
Дядя! А теперь отдай мне отцовский меч-молнию. Горлан Оган ему на это ответил:
Меч-молния воткнут в кувшин с дегтем. Мгер вытащил его оттуда с трех раз. Коли в силах ты вытащить из дегтя меч иди в бой, коли не в силах не ходи!
Давид схватил отцовский меч за рукоять, дернул, вытащил из дегтя и привязал к поясу. Меч был до того длинный, что по земле волочился.
Дядя! сказал Давид. А теперь отдай мне отцовский Ратный крест.
На это ему Горлан Оган ответил так:
Ратный крест я отдать тебе не могу. Коли ты достоин носить его он сам снизойдет к тебе на плечо, коли не достоин он к тебе не снизойдет, и в бой ты тогда не ходи!
По воле Божией Ратный крест снизошел на правое плечо Давида.
Сел Давид на Конька Джалали, затрубил в отцовскую трубу и погарцевал перед отчим домом. На площади собрались сасунцы. Поглядел, поглядел на Давида Горлан Оган, сердце у него сжалось, заплакал он и запел:
Душа болит у меня Ох, как мне жаль!
Старинных доспехов сасунских ох, как мне жаль!
Оружья старинного нашего ох, как мне жаль!
Мне жаль, ох, как жаль разлучаться с борзым конем,
Разлучаться с борзым конем!
Мне жаль, ох, как жаль расставаться с булатным мечом,
Расставаться с булатным мечом!
И как же мне больно и тяжко прощаться с Крестом,
Как тяжко прощаться с Крестом!
«Что же это такое? подумал Давид. Дядя сасунскими доспехами и оружием дорожит, а молодцом сасунским не дорожит?..»
Простодушный Давид не догадывался, что Горлан Оган самое горькое свое сожаление приберег для конца песни:
Мне до смерти жалко Давида всем молодцам молодца.
Красу и гордость Сасуна всем удальцам удальца!
Смутился Давид.
Дядя, милый, не сердись на меня! воскликнул он. Я на тебя обиделся и чуть было не поднял молнию-меч. Я не знал, что ты помянешь меня напослед. Но теперь я уразумел, что Давид для тебя дороже сасунских доспехов.
Сказавши это, Давид сошел с коня и поцеловал дяде руку, а дядя поцеловал его в лоб и благословил. Давид затрубил в старинную отцовскую трубу, и тут сасунцы и стар и млад, парни и девушки обступили Давида и песню запели:
Давид! Оставайся с нами и не ходи никуда!
Не расставайся с нами, милый Давид, никогда!
Мы станем тебя лелеять, воду на руки лить,
Яствами всякими потчевать, сладким вином поить.
Давид! Оставайся с нами и не ходи никуда!
Не расставайся с нами, милый Давид, никогда!
Давид сел на коня, молвил: «Хлеб, вино, всемогущий Господь», затем обернулся к народу и запел:
Всем матерям кричу: "Прощай!"
Вы были матерями мне.
И сестрам я кричу: "Прощай!"
Вы все родные сестры мне.
Прощайте, добрые друзья,
Простолюдины и князья!
Я блудным сыном был для вас,
Я досаждал вам столько раз!
Сасуна старцы и юнцы!
Вы все мне братья и отцы.
За чьим ни сядете столом,
Попомните меня добром!
А теперь вспомним про славную дочь Медного города, про жену Санасара-богатыря, мать Львораздирателя Мгера, Давидову бабку.
Сасунская царица Дехцун-цам, где ты? Почему ты больше не появляешься в сказе о царстве Сасунском?.. Потому не появляется Дехцун-цам, что, после того как Львораздиратель Мгер и его жена умерли, она затворилась в своем покое и дала себе обет: