Из под занавески высунулась костлявая рука и аккуратно притянула мальца внутрь. Внутри пахло травами и было довольно светло. Освещал ее странный маленький светильник, горящий ровным, белым светом. Таких мальчишка ещё не видел.
Перед ним сидел мужчина. Слегка согнутый в спине, с крепкими, но худыми руками, которые проделали в жизни очень много тяжёлой работы.
Ну, здравствуй, малыш, улыбнулся мужчина, продемонстрировав на удивление целые зубы, зови меня Жак и сильно не грусти. Авось, встретитесь. Сам должен понимать, что тот кого не видит система, можно сказать, обречён.
А вас тоже не видит? спросил мальчишка, разглядывая светильник.
Видит, но мы отверженные по другой причине, а ты вот нет. Тебя вообще не существует и пусть пока так и остаётся, а там время рассудит. он открыл дверь сзади, надевая свой рюкзак и подхватывая большую и даже на вид тяжелую сумку. Идём что ли. Путь на окраины неблизкий.
Жак аккуратно приоткрыл дверь, осмотрелся по сторонам и зашагал по улице, держа мальчонку за руку. Сейчас они находились в бедных кварталах. Тут жили разнорабочие, шахтеры и прочий люд, получающий за свой тяжёлый труд копейки. Домишки, сделанные из камня и всякого мусора были основными постройками. Подчеркивали мрачную картину очень редко висящие фонари, которые не столько разгоняли тьму, сколько акцентировали внимание на ее всепоглощающем присутствии.
Мальчишка не привык к такому. После достатка света, глаза никак не хотели адаптироваться к кромешной темноте. Жак вел его, безошибочно выбирая направление и точно обходя мусор, и камни, а он всякий раз спотыкался, и если бы некрепко держащая его рука, точно бы упал.
Когда глаза более менее адаптировались, мальчишка стал замечать отдельные детали. Детей, высовывающих любопытные носы в щели дверей, прохожих, спешащих по своим делам и темные силуэты в переулках. Шли они довольно долго, пока, наконец, не свернули в небольшой дворик, где сидели на сваленных в кучи камнях ещё несколько мужчин.
Ну что там, Жак? Чего долго так? Хвост не подцепил? спросил его тощий и жилистый мужчина. Другие приметы в темноте сложно было разглядеть.
Не заметил я хвост, ответил Жак, подходя поближе и приветствуя остальных рукопожатием, а долго так, потому что сумка тяжела, да вот ещё житель в нашей общине новый.
Как зовут? спросил самый низкорослый и коренастый из компании.
Отвечай, когда спрашивают. Не тушуйся, мягко потрепал его по плечу Жак.
У меня нет имени, растерялся он.
Как это нет? удивился жилистый, наклоняясь поближе, чтобы рассмотреть мальца. Всем даётся имя при рождении.
В ответ на это мальчонка только плечами пожал. Мужчины переглянулись.
Я говорил вам об этом, вздохнул Жак, открыв сумку и перераспределяя груз в виде тугих свертков с чем то внутри.
Говорить, говорил, но поверить в это сложно. А как мамка тебя называет?
Птенчик, улыбнулся мальчуган, и на душе у него стало тепло от воспоминания о матери.
Надо же, коренастый почесал макушку, это летающие такие были?
Вроде того, кивнул Жак, поднимаясь и подхватывая сумку. Значит и мы будем называть тебя птенцом.
Малец кивнул, подтверждая, что не против. Подхватив сумки, они двинулись дальше. Предстоящий путь был неблизким. Компания, пройдя несколько улиц, свернула к заводскому помещению, судя по его размеру и высоте, а потом вышла к остаткам узкоколейки. Видимо, раньше по ней сюда подвозили руду, которую тут же на заводе и перерабатывали, а потом жила иссякла и завод забросили. Узкоколейку разобрали, значит когда то очередь дойдет и до здания. Все производственные объекты строились с таким прицелом, чтобы их можно было легко разобрать и собрать на новом месте.
Птенчик топал за тихо переговаривающимися мужчинами, отмеряя ногами места, где раньше лежали шпалы. Было весело представлять, что ты должен наступать именно на эти места, а не между ними, думая, что ты идёшь над пропастью. Одно неверное движение и ты упал.
Насыпь петляла, ведя их между каких то старых сараев, куч грунта и сломанных тележек.
Жак, а почему тут столько испорченных вагончиков? спросил он, разглядывая сразу три тележки, уткнувшихся друг в друга, на когда то запасном пути. Ржавые и битые жизнью, они стояли уже давно, покрывшись толстым слоем пыли. Разве они не ценные?
Ценные, малыш, улыбнулся мужчина, но они, скорее всего, совсем выработали свой ресурс. Чинить их уже не имеет смысла, а переплавить их не могут.
Почему? не унимался Птенчик, который никак не мог понять от чего столько ценного железа бросили.
В этом городе ушел лавовый поток, на котором раньше переплавляли испорченные механизмы и другой лом. ответил за Жака коренастый. Никто не будет ради обычного железа разжигать печь. Кислород дороже. А везти вагоны в другой город на переплавку накладно. Понимаешь?
Понимаю, мальчуган так тяжело вздохнул, будто это не ржавые тележки были, а умирающие люди.
Ты молодец, проговорил коренастый потеплевшим голосом и потрепал птенца по макушке. меня зовут Том. Я механик нашей общины. Молодец, что интересуешься такими вещами. Возможно, из тебя вырастет отличный механик мне на замену, так что ты приходи ко мне учиться.