В один и таких дней, когда наступил сухой сезон, а на прежде хмуром небе не было и облачка, я обнаружил нечто совершенно невозможное: едва заметные ожоги на коже. И чем дольше я оставался на солнце, тем явственнее они становились. Шутка ли?
Озадаченный подобной переменой, я стал больше времени проводить в стенах клубов, отклоняя приглашения на дневные прогулки и обеды. Верховой езде предпочел паланкин и посещал лишь вечерние балы. А занятия бенгали и хинди и вовсе забросил.
Обеспокоенный моим длительным отсутствием, мистер Кэри вскоре навестил меня. Убедить его в том, что я занемог, не составило никакого труда: лицо, белее обычного, и глубокие тени под глазами сделали свое дело. От него же я узнал, что последователи его в ближайшие дни собирались отправиться в город Баласор в восточной провинции Орисса.
Я счел это прекрасной возможностью начать свое путешествие по Индии, к тому же я устал все время прятаться от солнца. В конце концов, оно не убьет меня, а ожоги быстро пройдут, испей я крови попутчиков.
Но, стоило нам покинуть Калькутту и преодолеть с дюжину миль, я понял, как ошибался. Открытые участки кожи стали покрываться ожогами, пусть и едва заметными. Боли они не причиняли, хотя и доставляли неудобства. Но чем дольше я находился на свету, тем слабее ощущал себя. Мне оставалось лишь ожидать сумерек, чтобы, не привлекая внимания, испить крови.
И все же до них было еще далеко. Я же, ослабленный солнцем, витал в облаках, иначе давно бы заметил постороннее присутствие. Впрочем, как и миссионеры, ни о чем не подозревал, пока нас не окружила шайка бандитов-тхагов.
Сопровождавшие нас офицеры тут же ринулись в бой, но численное превосходство было на стороне тхагов, а потому после непродолжительной схватки офицеры были убиты ударами кинжалов, как и многие из миссионеров.
Будь я в лучшей форме, то не допустил бы этого, однако удача была не на моей стороне, и сам я оказался жертвой бандитов. Не в силах противостоять им и, потеряв много крови от полученных ранений, я упал без сознания.
Несколько раз оно возвращалось ко мне урывками. Я помнил темную фигуру, склонившуюся надо мной, и фразы на неизвестном языке. Помнил и, как сумерки спустились на землю, и то, что мои раны никак не затягивались. Я что-то бормотал невнятно, пока окончательно не провалился во тьму.
Когда же пришел в себя и попытался подняться, то ощутил острую боль в тех местах, куда меня ранили. В голове билась мысль, что так не должно быть, отчего меня охватило чувство, похожее на человеческий страх.
Наконец, дверь хижины, в которой я находился, отворилась, и вошел невысокого роста мужчина с густой бородой, облаченный в рыжую ку́рту и белые дхо́ти. Жестом он велел мне лечь обратно, а сам принялся слушать мой пульс. Изумленно выгнув брови, он, однако, ничего не сказал. Лишь обработал мои раны какой-то мазью, зажег благовония и удалился. Интересно, что он попытается сделать?
Мучимый болью, множеством вопросов и доселе неведомым страхом, я не заметил, как в хижину вошла девушка. Обратил внимание лишь тогда, когда услышал легкий звук колокольчиков.
От одного взгляда на нее у меня перехватило бы дыхание, будь я жив. Девушка была прекрасна, подобно богине мудрости и красоты Сарасвати, чей храм я видел в Калькутте. Светлое сари с желтой узорчатой окантовкой контрастировало с ее кожей цвета кофе с молоком. По плечам струились блестящие черные волосы, украшенные белыми цветами. Ее глаза насыщенного изумрудного цвета выражали неподдельный интерес. Она сделала еще несколько шагов, и я снова услышал звук колокольчиков, которые издавали при ходьбе ее серебряные ножные браслеты.
Му́ Санги́та отэ́, девушка жестом указала на себя.
Я не понимаю тебя, улыбнувшись, ответил по-английски и добавил. Бенгали?
Девушка отрицательно покачала головой, услышав знакомое
слово, и снова, указав на себя, произнесла первую фразу. Обнаружив непонимание с моей стороны, она еще несколько раз настойчиво повторяла «Сангита», пока я не понял, что это ее имя.
Ша́яд, аап хинди́ джантэ́ хэй? утомившись, предположила она.
Да! обрадовался, распознав в ее речи хинди. Хинди я знаю.
Как только языковой барьер между нами был преодолен, она все чаще стала тайком заглядывать ко мне, чтобы справиться о моем состоянии. Рассказывала, что ее дядя, тот мужчина, что обнаружил меня на дороге после нападения тхагов и что лечил раны, считал чудом мое выздоровление.
А больше он ничего не говорил? настороженно переспросил ее. Ведь, не услышав бьющегося сердца, дядя девушки наверняка понял, что я мертв.
Нет, покачала она головой. Почему ты спрашиваешь? Боишься, что узнают твою тайну?
Тайну? притворившись дурачком, повторил я. О чем ты?
Я знаю, кто ты, серьезный тон девушки не оставлял сомнений, что так оно и есть. Но я не боюсь.
И кто же я, по-твоему?
Фиранги́! шутливо ответила она. Чужеземец!
Я так и не понял, была ли это шутка, или Сангита и правда знала, что я вампир, но приходить она не перестала, чему я был несказанно рад. В ее обществе я чувствовал себя по-настоящему живым. Ее звонкий смех заставлял меня улыбаться, а грусть, что она испытывала, я ощущал, как свою собственную.