Это был высокий длинноволосый человек с чуть удлиненным лицом, с бородкой, мягкими чертами лица и темными ласковыми глазами. Казалось, от его лица исходит сияние, а белая одежда светится, освящая собой всю церковь. Теперь Алена поняла, почему светился алтарь. Просто священник был за алтарем, и неяркое свечение, пробивавшееся наружу, она приняла за свет жар-птицы. Алена никогда не знала, в какой одежде должен быть священник, но точно помнила, что не в белой. Но не это было странно в этом человеке. Другое. Алена точно знала, что много раз видела его лицо. Где? Господи, где? Она стояла и смотрела на него, как завороженная, потеряв чувство времени, просто впитывала в себя этот свет, эту чистую, ни с чем несравнимую радость. Она не заметила, как служба сместилась вправо, но ощутила, что церковь наполнила великая грусть. Печалью затуманились глаза священника, и Алена почувствовала, как и по ее щекам бегут слезы. Она не останавливала их, понимая, что это бесполезно, что невозможно не плакать, когда так печален он. Следом за старцем она подошла к правому пределу.
Теперь ей понятна стала причина его грусти. В правом пределе стоял гроб, обтянутый алым бархатом. Не видя того, кто покоился в гробу, Алена встала за спиной старца и, не переставая плакать, прислушалась. Ей хотелось разобрать имя, которое постоянно
произносил необыкновенный священник, но именно его-то она и не могла понять.
- Упокой, Господи, рабу Божию , - только и слышала она слова.
Стало быть, это женщина. Алена вздрогнула, так как священник вдруг посмотрел на нее так пристально и так печально, что она разом поняла, что ему теперь известно о ней все, вплоть до последней мысли. Но это не пугало. Она даже обрадовалась, что он обратил на нее внимание. И снова Алена мучительно напрягла память, пытаясь вспомнить, где видела его до этого. Много раз. Очень много раз.
Служба продолжалась, но Алена больше не слушала слова. Она вся отдалась созерцанию этого человека, и на душе ее становилось светло и радостно, не смотря на пробивающуюся сквозь радость печаль. Печально звучал его голос, и слезы не переставая текли по лицам всех присутствующих.
«Кого же они так оплакивают?» снова подумала Алена, - «кто достоин его слез?» Она вытянула шею, но ничего не увидела, кроме охапок цветов, сложенных вокруг гроба. В этот момент глаза ее снова встретились с глазами старца, и он чуть заметно кивнул. «Посмотри», - будто говорил его взгляд, - «Не зря же ты попала сюда». Алена удивилась, как легко старик передал ей свою мысль,
будто сказал, только беззвучно, одними глазами.
Она осторожно подошла поближе. Седая старушка в рубище и черном платке посторонилась, пропуская ее, девушка, оказавшаяся настоящей красавицей, окинула печальным взглядом, полным сочувствия. Оказавшись у гроба, Алена поднялась на цыпочки, и заглянула за плотную стену цветов. Пошатнулась. Перед глазами у
- а я хочу. Теперь. Никому свою жизнь не отдам.
Повисло молчание. Алена смотрела в окно, следя за ветками березы. И думала о белой церкви с золотыми воротами и куполами. Теперь, когда ее отделяли от мира прутья решетки, все это казалось слишком нереальным.
- А с тобой что? спросила девушка у Юли.
- Со мной, - прозвучал ее голос, но до Алены он доносился, как сквозь туман, - да мужик мой меня на тот свет хотел отправить, вот я и наглоталась гадости. Снотворного. От отчаяния. Понимаешь, ребенка я из-за скотины этой потеряла. А так хотела родить его! И чтобы мальчик. Лехой назвать хотела. Мы бы с ним жили вдвоем, да вот, - она сглотнула, но тут же улыбнулась девушке, - как звать-то тебя?
- Оксана. Мерзкое имя, правда?
- Почему? Имя, как имя. Да и ты хорошенькая. Люди здесь не просто так оказываются, так что постарайся никогда больше сюда не попадать.
- Думаю, в следующий раз не попадусь. Постараюсь, чтобы все прошло хорошо.
- Дура, - констатировала Юля.
О чем они говорили дальше, Алена не слышала. Она погрузилась в легкий сон без сновидений, и проснулась, когда день совсем уже клонился к вечеру.
- Хотела я к нему поскорее, - услышала она голос бабули, которая лежала слева от нее, - да вот оказалось, не там он, совсем не там! Там темнота, и огонь, и ужас. А его там нет. Так что решила я свой век до конца прожить, чтобы потом с Петрушей моим встретиться. Грех отмолю, тогда и встречусь.
Алена постаралась отключиться, но не смогла. Бабуля продолжала бубнить что-то про Страшный Суд, а она раздумывала, кем же был тот священник в белом, который отпевал ее, и так грустил из-за нее. Ей вдруг стало стыдно, что она расстроила его. Ей бы хотелось всегда чувствовать ту радость, что исходила от него, когда он служил службу. И кто тот старец, что взялся опекать ее там, в церкви?
Она все еще продолжала размышлять об этом, когда взгляд ее упал на иконы, расставленные на тумбочке у бабули. Сначала она узнала старца, и содрогнулась всем телом. Икона была самая большая, и старец был изображен во время молитвы в лесу.
- Кто это? перебила она исповедь старушки, указывая на икону, - ну, святой, кто?
- Это святой Серафим Саровский, наш заступник, - нравоучительным голосом ответила бабуля, - всегда обращайся к нему в своих печалях за утешением - она протянула Алене икону, чтобы та могла лучше рассмотреть изображение, - ты бери, бери. На память