И догадался, что мне дорог милый доктор Ватсон идеальный образ отца?
Не стоит ли мне отнестись к этой новости с подозрением?
Однако, несмотря на сомнения, я бросила газету в камин и принялась рыться в шкафу, подбирая себе маскировку и гадая, как лучше выяснить подробности исчезновения доктора Ватсона и с какой стороны подойти к решению загадки. Да, меня бы не остановила и смирительная рубашка.
Хотя я понимала, что должна вести себя как можно осторожнее.
К сожалению, всё было не так просто. Почти целый месяц я провела взаперти в своей комнате, расстроенная тем, что мать не пришла мне на помощь, когда я в ней нуждалась. Другими словами, бездельничала и дулась на маму. И вот теперь оказалась не готова к активным действиям. Мне не хватало около дюжины вещей.
Я закуталась в бесформенную шаль и отправилась на их поиски. Миссис Таппер осталась бы довольна: я наконец вышла на прогулку.
Впрочем, атмосфера здесь не располагала к умиротворённым размышлениям. Торговец пирогами кричал: «Хорячие мясные пирохи, две штуки всехо за пенни!», а вокруг него суетились ребятишки в обносках и насмешливо повторяли: «Щенки и котята! Кошки и крысы!» вероятно, намекая на содержимое пирогов, и к ним спешил хмурый констебль, недовольный тем, что они заняли чуть ли не всю улицу. День и правда был «весенненький», как выразилась миссис Таппер, но из-за тёплой погоды усилилась вонь от уборных, каждой из которых пользовалось, наверное, не меньше двух сотен «плебеев» Лондона, от протекающей неподалёку Темзы и от газовых заводов, возвышающихся над трущобами, словно раздувшаяся светящаяся гусеница на стальных ножках, уничтожающая всё вокруг себя.
Да, видимо, я не могла по достоинству оценить красоту солнечного дня редкости для вечно затянутого туманом и дымом Лондона, но согласитесь: весенняя погода делает жизнь на задворках города только опаснее и хаотичнее.
Районная медсестра в старомодном чёрном капоре, белом фартуке и пальто спешила по узкой улочке, пересечённой бельевыми верёвками, а все вокруг мужчины, дети и даже некоторые женщины забрасывали её проклятиями, комками грязи, камнями и лошадиным навозом.
«Какая же она храбрая», подумала я. Правда, следующей же моей мыслью было: «Подойдёт ли мне костюм медсестры в качестве маскировки?» Или лучше нарядиться по-военному, в чёрную юбку и тонкий красный свитер, под девушку из «Армии спасения» Уильяма Бута? У меня сложилось такое впечатление, что, встречая человека в форме, люди смотрят не на него, а на его одежду.
Но Шерлок Холмс не обычный прохожий, не вглядывающийся в лица. Он знает, что я притворялась монахиней, и будет с подозрением относиться ко всем подобным личностям: дьяконицам, нянечкам, медсёстрам. Нет, надо изобрести такую маскировку, которой он от меня никак не ожидает.
К счастью, Ист-Энд наконец остался позади. Теперь я не петляла между покосившимися домами, а шла по широким улицам, мощённым булыжником, и на горизонте передо мной темнел купол собора Святого Павла, великолепной достопримечательности с греческими колоннами, резко контрастирующей с не менее высокими газовыми заводами в блестящих стальных оболочках и готическими церквами с острыми шпилями и гаргульями. И с квадратным особняком в итальянском
стиле с выступающим карнизом, мимо которого я сейчас проходила. На самом деле большая часть Лондона представляла собой адскую смесь железных дорог, фабрик, сооружений в мавританском стиле, в духе второго ампира, георгианской эпохи и эпохи регентства, тюдоровских, классических и всяких там разных эпох Возрождения. Лондон, как и я, не мог определиться, какую маску ему надеть.
Здесь взгляду представало разнообразие даже богаче, чем в Ист-Энде. Модно одетые леди закупались у галантерейщиков, модисток и парфюмеров, торопливо перемещаясь между лавками, чтобы в них не заподозрили презренных дам иного сорта, которые бродили туда-сюда по тротуарам. Продавщицы с ловкостью горных коз забирались на вторые этажи омнибусов, а приезжие, живущие за городом, с удивлением глазели на мальчишек-посыльных на велосипедах, торговцев с деревянными дугами на плечах, на концах которых болтались коробки с товарами, трубочистов, таких же чёрных, как их щётки, учеников, измазанных в чернилах и прижимающих к груди учебники, уличных музыкантов, джентльменов, одетых с ног до головы кто в серое, кто в чёрное, и господ иной породы, щёголей в поисках приключений. Мои братья раньше предполагали, что я притворяюсь одним из таких бездельников.
Передо мной прошла дама с короткой стрижкой, в шляпе-котелке и тёплой накидке, без перчаток, с палкой в одной руке и поводком в другой, выгуливающая бультерьера. Наверняка мои братья опасались, что я стану такой же, как она, или даже хуже например, буду ещё и попыхивать сигарой.
Я дошла до старейшего района Лондона казалось бы, сердца города. Но нет, его сердце было не в Тауэре, не в Ковент-Гардене, не на площади Пикадилли и не на Трафальгарской площади, не в Букингемском дворце и не в Вестминстерском дворце, где заседал парламент. Лондон, как и скудная готовка миссис Таппер, был лишён души.