Прозвучало почти с завистью.
А он что? Пошёл? Не сопротивлялся?
Покочевряжился, как же без этого, но потом пошёл куда бы он делся от меня «с этой подводной лодки».
И Поликарпыч осклабился в жутковатой улыбочке.
И что сказал?
О-о-о, он сказал... Сказал, что на нём лежит ВЕЛИКАЯ миссия. И миссия эта требует жертв, он должен завершить эксперимент... несмотря ни на что. И напал на меня я не ожидал, что у него припрятана такая скверная штука, как шокер, очень мощная. Даже ожоги остались.
И в подтверждении старик продемонстрировал повязку на животе, пропитанную какой-то оранжевой мазью.
Чертовски болит, знаете ли.
Лазарев видел некоторые нестыковки всего рассказа. Никитин сам полез в драку, напал в это слабо верилось, да и всё остальное... лицо учёного хорошо так кулаками разукрасили. Версия Поликарпыча явно была заранее отредактирована и оставалось много недосказанности. Но тогда он не стал особо прессовать свидетеля старик вполне мог упереться рогом как баран. Характер этого человека и то как с ним надо работать, Лазарев уже раскусил. Надо было действовать тонко. Фантомас намеревался постепенно выуживать из Поликарпыча правду. В конце концов, теперь торопиться-то было уже некуда.
Он признался...
Как бы между делом спросил безопасник.
Да признался, но не раскаялся. А даже вроде как гордится своими этими поступками.
Это пока... оно ещё придёт. Ко всем людям приходит, по опыту знаю, и к нему придёт... если только он не псих. Если безнравственный безумец, то пиши пропало.
Глава 16
Повторил свой вопрос психолог, вырывая Лазарева из его воспоминаний.
А... прошу прощения, что-то я задумался.
Очнулся и повинился следователь перед присутствующими.
Да уж... ненадолго оставили нас.
Прокомментировал, Вениамин Александрович.
Бывает.
Отозвался прокурор и продолжил:
Раскрыть столь... специфическое дело такое, пожалуй, бывает только раз в жизни.
Подчёркнуто радостно, как бы отрапортовал он.
Лазарев же покосился на прокурора с подозрением и немного сильнее чем надо сжал челюсти.
Подозреваемый пробыл в распоряжении следственного лишь три дня. Фантомас, можно сказать, только-только приступил к обработке убивца тот держался на редкость самоуверенно, на вопросы отвечал преимущественно загадками и философскими цитатами. Лазарев подозревал, что таким образом ему пытаются запудрить мозги. Но не расстраивался по этому поводу, а искал подходы, чтобы расколоть этого излишне мозговитого товарища аки грецкий орех. И вот сегодня, как снег на голову, ему прилетел сюрприз прямо в висок. Когда следователь вновь намеривался побеседовать с подозреваемым и заставить-таки его написать чистосердечное, выяснилось, что Никитина в изоляторе уже нет. Его перевели в некое больничное заведение, и теперь чтобы с ним пообщаться нужно спрашивать разрешение у прокуратуры. Затем и собрались здесь и сейчас. И Лазарев со свойственной ему профессиональной интуицией всё больше и больше подозревал, что... что-то в этом деле сильно пошло не так... не так, как полагалось по протоколу и к чему он привык.
Вадим, не темни, а. Что происходит? Почему меня не пускают к моему убивцу?
Решил брать быка за рога Лазарев. Прокурор и глазом не моргнул и ухом не повёл. Казалось, он вообще проигнорирует наезд, но сделав пару долгих глотков чая Вадим Александрович всё же заговорил.
«... к твоему убивцу» звучит двусмысленно, ты ревнуешь его, что ли? Что это ещё за собственничество. Он не только твой, он общий вообще-то не твой, а наш.
Не юли мне тут зараза, я тебя давно знаю. Какого рожна он в больничке делает, и почему меня к нему не пускают?
Прокурор тяжко вздохнул, как человек на плечах которого лежит тяжёлый груз ответственности. Голос его стал подчёркнуто пофигистичным и нудным.
Мировое научное сообщество встревожилось за судьбу видного учёного, его работу и потребовало провести всестороннее обследование подозреваемого.
Что за бред?
Зарядил в лоб Фантомас, и добавил с сарказмом:
У нас тут чай не Европа, чтобы гражданские права всяких-разных соблюдать.
Прокурор
снова вздохнул.
Дмитрий, не будь ты ребёнком, у которого отняли игрушку...
Следователь набычился.
Дело замять не дам! Креста нет на этом человеке.
Духовного здоровья.
Мягко попытался намекнуть психолог. И был в этом проигнорирован.
Я так и сказал. Четыре трупа... Четыре!
Прокурор излишне энергично поставил чашку на стол, и фарфоровое блюдечко звякнуло, прям как гонг. Голос мужчины тоже зазвенел резче:
Трупа только два, и один не на совести Никитина, а оставшиеся два... неизвестно где.
Иезуитская математика. Тут это не к месту, мы о людях говорим.
Продолжил бушевать Лазарев.
Дим, ты представляешь, что напишешь в деле, поясняя, куда пропала та парочка они даже мёртвыми не были. Никитин уверяет, что и Громов, и Ханга были живы, когда он их в эту свою «машину времени» запихнул.
Ты мне скажи ещё, что они живы и здоровы в данную минуту... и счастливы.
А я не могу утверждать обратное. Тем более что эта Ханга вообще... не только человека убила вот уж два сапога пара, но ещё и утащила на себе дорогостоящее оборудование.
Дима, ты на моё место встань я не знаю, как мне предъявлять обвинение. В Уголовном кодексе ещё нет такой статьи, по которой человека запрещается против его воли отправлять в путешествие во времени. Разве что применить статью о незаконных научных экспериментах над людьми.