Мы займём этот кабинетик, вы не возражаете?
Эти слова были адресованы Поликарпычу, и он не возражал, настаивая на своём присутствии, но тут неожиданно взбрыкнула Ева, аж подскочила на стуле:
Нет!
Взвизгнула она резко. Все мужчины тут же уставились на неё в упор, как гончие на зайца.
Только не здесь...
И видя вопросительные взгляды мужчин, выдала первое, что пришло ей в голову.
Тут... тут окон нет, а я боюсь замкнутых пространств.
У безопасника дёрнулась щека, но он ничего не сказал, а следователь неожиданно заворковал наигранно добродушным голоском:
Конечно-конечно, если вам тут не нравится, мы найдём место поприятнее. Кстати... вы не проводите нас к рабочему месту Виктора Мирошниченко, он кажется был вашим хорошим знакомым?
Да, да-да... конечно, пойдёмте, я покажу!
И Ева буквально вылетела из кабинета, и чуть ли не бегом рванула по коридору прямо к лифтам, заставляя мужчин, в некотором недоумении, бежать за ней. Такое её поведение не укрылось от следователя. Глаза его сощурились, спина напряглась, он больше не выпускал свидетельницу из поля своего зрения, ухитряясь при этом видеть и увязавшегося за ними главного безопасника института.
Пережив пару поистине тяжких минут в лифте и оказавшись на улице, на воздухе, Ева принялась судорожно дышать, давясь кислородом, глотая воздух большими глотками. Согнулась пополам, держась за живот, её малость потряхивало на осеннем ветру. Лицо её, как и тело в целом пылало и было немного влажным от прошибившего её пота, и прохладный ветер на коже чувствовался острее. Но запахивать полы своего пальто Ева не спешила, радуюсь про себя, что не оставила его в гардеробе, и зашла во второй кабинет прям так... в верхней одежде это был своеобразный протест против произвола безопасника с её стороны.
Выпрямившись наконец, задрав голову к тусклому и растрёпанному словно серая вата небу, Ева продолжала глубоко и тяжело дышать. Холодный, насыщенный дождевой влагой и древесным ароматом воздух отрезвлял быстро. Вид идущих по своим делам, курящих, или просто стоящих и болтающих друг с другом сотрудников института успокаивал. Сердце её перестало бешено колотиться, дыхание выровнялось, и Ева наконец взяла себя в руки, немало удивляясь тому, что с ней только что было. Никакой клаустрофобией она отродясь не страдала, но поди ж ты, приступ паники у неё случился буквально на ровном месте. Что именно спровоцировало паническую атаку, сознание не зафиксировало,
но ведь было... что-то же было?
«Это Поликарпыч во всём виноват. Напугал, чёрт старый» думала она про себя.
Всё это время за ней молча и внимательно наблюдал следователь. Ева почувствовала неловкость за свою выходку и, преодолев комок в горле, решилась заговорить:
А... эм... Александр... Дмитриевич?
Наоборот Евгения, Дмитрий Александрович.
Поправил следователь.
Да, прошу прощения, а что случилось с Витькой его действительно убили?
Следователь как-то странно дёрнулся удивился, что ли?
Да, действительно убили.
Проговорил он медленно, недобро косясь на Поликарпыча.
В воскресенье?
Не унималась Ева, её всё ещё немного трясло и горло пересохло, голос дрожал, но слова сами срывались с языка.
Да, вечером, знаете что-нибудь об этом?
Он мне звонил... надо полагать, вы об этом и так знаете.
Заторопилась Ева, нервно глотая промежутки между словами.
Следователь кивнул, соглашаясь.
Хотелось бы знать, о чём вы с ним говорили.
Поликарпыч сделал шаг в её сторону, намереваясь, что-то такое сказать. Но Ева внезапно рванула с места в карьер, словно её, кто в спину толкнул. Следователь за ней. Отчего-то доверия к этому впервые встреченному человеку у Евы было больше чем к Поликарпычу, и она, не ожидая от себя такой болтливости, начала вываливать на незнакомого человека всё. Всё, что только можно, нужно и даже не нужно сейчас, стремясь освободиться от этого всего. И про то, что подозревает Витьку во сливе инфы про их работу в СМИ, и про странное поведение внучки директора, и про своего бывшего, и про свой роман с самим Никитиным, и что в самом институте что-то неладное творится.
Прям как прорвало её и не заткнёшься.
Речь её была сильно эмоциональна, и от этого малость бессвязна, то и дело перескакивала с темы на тему, изобиловала всяческими по существу ненужными подробностями и описанием её переживаний по поводу и без. Но следователь внимал словам её чутко, поддакивал, и головой понимающе качал, чуть ли, не прижимаясь к Еве вплотную благо рост его позволял, он даже голову наклонил как попугайчик, чтобы его ухо было как можно ближе к губам Евы. Из-за пересохшего рта она всё больше глотала некоторые буквы и немного сипела по-хорошему ей бы водички попить.
Шли быстро, но говорила Ева ещё быстрее, стремясь выболтаться в рекордные сроки, и к тому моменту, как они добежали до непосредственно экспериментальной лаборатории Вознесенского, следователь был в курсе всего важного, по версии Евы.
Академик Вознесенский сначала был недоволен тем, что какие-то посторонние мешают и отвлекают сотрудников от работы, но узнав в чём дело расстроился совершенно искренне.
Да..., этот парень был ценным кадром... Эх молодёжь-молодёжь, и всё то им не сидится на попе ровно никак шило мешает.