Что ты, матушка, кабы я дите хоть одно без пригляда оставила, быть мне битой до полусмерти! Да хотя и холопское дите пестовать, а вон оно же ровно и боярское! Ай, я одним глазком сплю, другим все примечаю!
Дети были спокойными. В моем представлении они должны были хотя бы изредка голосить, проявлять недовольство, но нет, стоило хоть кому-то начать кряхтеть, как сразу собирались бабы и выясняли, в чем причина плача. Я видела, что моему сыну, разумеется, внимания больше, но и ребенок Натальи не мог пожаловаться на недостаток ухода. Причину мне охотно открыла Марья.
Матушка, ты холопчонка-то в дом взяла, улыбаясь и перепеленывая сына Натальи, говорила она. Поди, он боярышне-то нашей таперича молочный брат, тобой признанный. А то, я скажу, матушка, правильно. Дом-то без хозяина остался, на тебе хозяйство, а как подрастет мальчонка, вот и голова всему будет. Надобно его будет к купцу Разуваеву в обучение после отдать, он-то, Фока Фокич, сам головастый и вона какие подарки прислал! Поставщик государев, да и твой дом не обижает.
Я не строила пока настолько далеко идущие планы. У меня родилась другая идея, и я обдумывала ее, отмечая, что и купец Разуваев мне может помочь, и другие дельцы, возможно, тоже. Похожий опыт в моем мире был, и он увенчался огромным успехом. Я мысленно рисовала себе то, что хочу увидеть воочию, и, может, спала, а может, и нет.
Грех это, услышала я, а следом тихий плач. Тихий, но очень горький. Я открыла глаза, боясь пошевелиться, хотя и понимала, что первое, что должна проверить, как там ребенок. Грех какой, а выбора нет, надо
Голос я не узнала он был смазанный, будто кто-то говорил в трубу. В трубу?.. Я осторожно пошевелилась, чтобы не потревожить ни Наталью, которая, верная привычке или установленным правилам, спала на моей кровати, ни детей. На печи похрапывала Марья
Голосов больше не было, но плач я разбирала, потом услышала, как закрылась дверь, а еще немного погодя что-то лязгнуло. Я вздохнула, протянула руку в колыбельку малыша. Как мне тебя назвать, мое сокровище? Может быть, Тимофей? Кондрат? Какие имена здесь в ходу кроме тех, что я уже слышала?
Утром, пока Наталья и Марья кормили и пеленали детей, я как бы невзначай спросила:
А что, никто из вас ничего ночью не слышит? Вой, плач?
Пятеро с тобой, матушка, Марья быстро приложила руку к лицу и груди. Моры, видать? Так не было мор вчера?
Я покивала. Мне было нужно, чтобы они обе ушли по своим делам, оставив меня в опочивальне. В этот день я собиралась объявить о нововведении, но еще ночью меня осенила догадка, откуда могут идти голоса, и я была намерена ее проверить.
Пимена найди, приказала я Наталье. Пусть все чертежи дома и пристроек мне даст. Отметит, где какие помещения, где хозяйство, что свободно, что использовать можно. А ты, я обернулась к Марье, девок и баб всех моих собери, кто не занят.
Как не занят-то, матушка? Марья завернула сынишку Натальи в теплое одеяльце. Маленький холоп не просто жил теперь в боярских палатах, он делил с моим сыном и дары наравне. А вон прядут, ткут
Прядут, ткут куда это все девать? Полны сундуки. Не на продажу ведь!
Какую продажу, матушка, побойся Хитрого! Да не купцы же! поразилась Марья. А что еще бабам в светелке делать?
Делать, что я велю, мрачно изрекла я. Собери всех, я через время приду к вам.
Бабы и мои падчерицы все дни были заняты пряжей и ткачеством. И я, посмотрев на плоды их трудов, пришла к выводу, что это бесполезная трата времени и ресурсов. Падчерицы могли и дальше заниматься рукоделием, участь боярышень такова, что ешь, спишь да увлекаешься навязанным хобби, но девки и бабы, которых было слишком много для меня одной, по большому счету исполняли роль бездельниц и приживалок.
А после к купцу Разуваеву пошлите кого, добавила я и подошла к колыбелькам. Марья ушла, я могла не таиться. Наталья, надумала, как сына назвать?
Тимофеем разве? помолчав, сказала она. Как батюшку моего звали?
Хорошее имя, одобрила я. А своего сына Кондратом назову.
Боярин-батюшка, Кондрат Фадеич! заворковала Наталья над колыбелькой, и я, как ни торопилась, не нашла в себе сил ее прервать. Чувство материнской гордости играло и временами пугало меня саму.
Ни у кого и мысли не возникло, подумала я, что я могла родить не от мужа. Меня так и тянуло спросить, не были ли все мои холопки свидетельницами моих брачных отношений, но я понимала, что до такой степени обеспамятить боярыня Головина не могла.
Наконец Наталья ушла, и я слышала, как она зычно распоряжается. И она, и Марья, получив статус официальных кормилиц и нянек при боярышне и ее молочном братце, разошлись вовсю, но мне их отношение к прочим пока не мешало. Я выждала пару минут, убедилась, что заходить в опочивальню никто не планирует, и подошла к печи.
Если я поняла правильно: голоса могли слышать и раньше, но привыкли к ним, как я привыкла к звону трамваев, гудкам машин и звукам стройки. Для меня когда-то, боже мой, тысячу лет назад! это был фон обычной жизни. Я не просыпалась от рева мотоцикла и даже вбивания свай, когда у строителей горели все сроки сдачи станции метро и они работали по ночам, точно так же и бабы мои не проснулись, когда голоса стали громче.