Совершенно выбитый из колеи жандарм молчал, минуту напряженно обдумывая сложившуюся унизительную обстановку. Казалось, слова давались ему с огромным усилием:
Штаб-ротмистр отдельного жандармского корпуса Лохов Илья Васильевич.
Я ощутил, как смех подкатывает к горлу комком. Едва сдержав приступ, я судорожно сжал губы, но лицо все равно исказила невольная гримаса смесь дикого веселья и попытки сохранить серьезность. Из глаз брызнули слезы.
Вы что, граф? Вам дурно испуганно воскликнул Лохов, заметив мою реакцию. Его собственная обида мгновенно сменилась тревогой.
Не не обращайте внимания, Илья Васильевич, с трудом выдавил я, отворачиваясь и делая вид, что вытираю со лба несуществующий пот. Проклятые последствия тяжелой контузии. Иногда так схватывает. Мне с огромным трудом удалось выправить черты лица, подавив остатки смеха, но легкая дрожь в уголках губ еще оставалась.
Может быть, к доктору? голос Лохова дрожал от неподдельной тревоги. Он явно опасался, что высокопоставленный арестант скончается прямо в его карете.
Нет смысла, Илья Васильевич, я с усилием покачал головой, изображая страдальческую гримасу. Кого только не посещал, светила медицины только руками разводят. Лишь одна настойка хоть как-то облегчает эти проклятые спазмы Я тяжело вздохнул, нарочито морщась, будто боль снова накатывала.
Так примите же ее сейчас! почти выкрикнул Лохов, его пальцы судорожно сжали край сиденья.
Она осталась в гостинице, развел я руками с видом глубочайшего сожаления. Совсем из головы вылетело в этой суматохе.
Лохов замер на мгновение. На его лице боролись страх ответственности, досада и остатки служебного рвения. Наконец, он резко высунулся в окошко, крикнул кучеру: Стой! К гостинице «Астория»! Быстро!
Пока карета, скрипя всеми своими расшатанными суставами, разворачивалась, Лохов повернулся ко мне. Его взгляд стал жестче, профессиональным: Ваше сиятельство вы даете слово чести, что не предпримете попытки к бегству или иных противоправных действий? Просто возьмёте вещи и настойку?
Слово чести дворянина и офицера, Илья Васильевич, я приложил руку к сердцу с подчеркнутой торжественностью. Только самое необходимое и целебное снадобье. Более ничего.
Граф, Лохов слегка смутился, но продолжил, понизив голос, насчёт вашей кареты Вы действительно можете ею воспользоваться?
Несомненно, кивнул я. Она моя личная собственность, усиленные рессоры, мягкий ход удобная вещь.
Видите ли Лохов потёр переносицу. Моя карета она и до Пятигорска-то добралась чудом. На перевале ось треснула. Ехать обратно на ней чистой воды безумие. Рисковать вашей драгоценной жизнью я не имею права. В его голосе звучало искреннее беспокойство, смешанное со стыдом за состояние казенного имущества.
Подъехали к подъезду гостиницы. У парадного как раз суетился Андрей. Увидев меня, выходящим из жандармской развалюхи в сопровождении растерянного ротмистра, он остолбенел. Его лицо отразило целую гамму чувств: шок, недоумение, тревогу.
Петр Алексеевич Андрей шагнул навстречу. Ты как освободился? Или Его взгляд метнулся к Лохову, полный немого вопроса и настороженности.
Пока не освободился, Андрей, ответил я спокойно, но так, чтобы Лохов слышал. Планы изменились. Я забираю карету. И беру с собой я обернулся к ротмистру: Илья Васильевич, вы не возражаете, если меня будут сопровождать двое моих людей? Мало ли, что в дороге случиться.
Э., двоих допускаю. разрешил Лохов.
Аслан, Паша, со мной.
Собирайтесь.
В номере собрал всё необходимое и, самую важную вещь, положил в нагрудный карман, дав себе слово держать её всегда при себе.
Мы двигались в сторону Владикавказа неспешно, мерный стук копыт по дороге нагонял дрему. Моя комфортная карета была не чета жандармской развалюхе.
Вдруг Лохов нарушил тишину, его голос прозвучал неестественно громко после долгого молчания:
Скажите откровенно, ваше сиятельство Ваши люди Они всерьез собирались вас отбить? Он не выдержал монотонности дороги и гнетущей неопределенности.
Я повернулся к нему, встретив его беспокойный взгляд:
Илья Васильевич, ну что вы. Обычная тренировка, отрабатывали взаимодействие. Вы же человек неглупый прекрасно понимаете, что бегство в моем положении было бы чистейшим безумием и только усугубило бы ситуацию. Я говорил спокойно, почти бесстрастно.
Лохов проглотил слюну, его пальцы нервно постукивали по колену:
А насчет доклада О нашей скажем так, нерасторопности Это была попытка напугать меня? Заставить быть сговорчивее?
Нисколько, Илья Васильевич, мой взгляд стал тверже. Я действительно намерен сообщить о вопиющих недостатках в организации конвоя высокопоставленного лица. Это вопрос принципа и служебного долга. Я не отводил глаз, наблюдая, как в его взгляде растет тревога.
Могу я поинтересоваться, ваше сиятельство, кому именно? спросил он, стараясь казаться просто любопытным.
Вашему непосредственному начальнику. Начальнику штаба Отдельного корпуса жандармов. Генерал-майору Леонтию Васильевичу Дубельту. Я произнес имя четко, не спеша.
Лохов резко сглотнул, будто поперхнулся невидимыми крошками, лицо его побелело:
Вы вы шутите, ваше сиятельство? вырвалось у него сдавленно.