и чуть замешкались, не зная где вход в него. Тут же все физиономии за столом в окне повернулись в нашу сторону и, моментально распознав в нас своих, стали энергичными жестами указывать, где вход в это заведение. Уже было без пяти двенадцать, когда мы влетели в зал.
Что нам сразу бросилось в глаза и запомнилось на всю жизнь. Люди, сидевшие за длинным накрытым столом, все как один держали одну руку под столом и пожилой мужчина, то ли их начальник, то ли тамада, произносил речь. Увидев нас, группа одними глазами и многозначительными улыбками дала нам понять, что здесь все нормально. А мы это уже и сами поняли.
Мы тут же заняли соседний столик, директор достал под столом из портфеля бутылку шампанского, торопливо, но в то же время беззвучно открыл ее, и мы, под одобрительные и понимающие кивки соседней компании, подставили ему под столом фужеры. И тут грянул Новый год! О приходе его возвестил не традиционный бой кремлевских курантов, не сигналы точного времени, не Биг Бэн, как можно было ожидать за границей, не тост тамады с соседнего столика. С улиц Дубая вдруг раздавались многочисленные сигналы клаксонов автомобилей высоких тонов, низких, длинных, коротких, отрывистых, в эту какофонию вплетались музыкальные сигналы с «Кукарачей», «Роза Мундой», с еще с какими-то мелодиями. Такого дружного многоголосья автомобильных сигналов я никогда до этого и после этого не слышал. Опешив от неожиданности, мы чуть не забыли про свое шампанское и спохватились только тогда, когда увидели, как соседи молниеносно опорожняли свои бокалы и к ним тут же подходили официанты и забирали бутылки с оставшимся шампанским.
С Новым годом, друзья! скороговоркой выпалил я.
Под несмолкаемый рев клаксонов мы дружно и быстро осушили наши фужеры и официант с извиняющимся лицом унес бутылку с оставшимся шампанским из-под ног нашего директора. Потом наши соседи рассказали, что об этом заведение их проинформировали еще в Москве работники турфирмы, продавшей им путевки. В Дубае оно единственное, где полулегально можно выпить по рюмочке водки или по бокалу вина, но ни в коем случае не больше.
Ну и за это спасибо! сказали мы хором.
А в памяти остался вроде бы безмятежный город, ведущий будничную правоверную жизнь, однако помнивший, что во всем мире происходит знаменательное для человечества событие смена года. И автомобилисты Дубая (помнится, что большинство из них сидело за рулями своих американских и японских машин в куфиях и бурнусах) дружно, не сговариваясь, огласили город звуками своих клаксонов, приветствуя этот момент.
И помню, как Оксана тогда сказала:
Может быть, это их диссиденты?
СЕЛЯВИ
Женщина положила пакеты на стойку и ушла. Я сделал пару концентрических кругов возле этой стойки, внушая себе, что пакеты оставлены для нужд отъезжающих. Убедившись, что пакеты никто не охраняет, подошел к стойке и, поскольку пакеты были как бы слипшиеся, отсоединил от общей массы часть толщиной, приблизительно, в сантиметр. И пошел к своим. Я еще не успел открыть рта, как несколько человек тут же бросилось ко мне:
Где взял?
Да вон там лежат, показал я. Полно их
Несколько человек, не обремененных особыми регалиями и званиями, тут же бросилось по указанному мной направлению и вскоре вернулись радостные с кучей
пакетов.
Основная масса нашей группы, состоявшая из довольно известных в стране людей, до этого, видимо, подавляла в себе желание броситься за пакетами вместе с рядовым отрядом кинематографистов. Теперь же и они потянулись в нужном направлении, сохраняя, однако, некоторую неспешность и солидность в походке. Но когда они вернулись счастливые и возбужденные и сообщили, что пакетов осталось немного, тогда уже не выдержали Заслуженные и Народные. Подстегиваемые ажиотажем известные стали поспешно открывать свои сумки, чтобы уложить туда пакеты, и высказывали желание снова отправиться на этот отхожий промысел, Заслуженные и Народные устремились к стойке с пакетами торопливой рысцой. Я уже давно спрятал пакеты к себе в сумку, но захваченный всеобщим ажиотажем решил, что не мешает и мне взять еще немного пакетов, ведь они шикарный сувенир по тем временам для многих моих знакомых.
Я пошел по проторенному маршруту и застал тот момент; когда цвет нашего кинематографа энергично разбирал пакеты. И в этот момент появилась та самая женщина, что принесла эти пакеты; она несла в руках новую партию, но, увидев, что группа товарищей копошится у стойки, разбирая последние пакеты подчистую, бросилась со всех ног к стойке, выкрикивая что-то на французском. Кое-какие слова я понял:
Мадам, мсье! призывала она. Кес ке сё
И дальше все непонятное, но все равно было ясно, что надо рвать когти. Народные и Заслуженные тут же дали деру, прижимая к себе пакеты, и я в этот момент мысленно аплодировал им, понимая, что все люди остаются детьми, невзирая на регалии и возраст.
Сейчас это такое наше поведение в аэропорту Шарля де Голля в Париже кажется диким. Но Это был 1984-й год, за плечами нашими стояла жизнь, прожитая за железным занавесом, где каждая заграничная вещь была страшным дефицитом. Можно ли нас винить? Я думаю, «нет». Моя, например, совесть чиста. Ведь мы так жили.