На тротуаре рядом с Орлинским остановились и вытянули шеи к витрине две бывшие курсистки в поношенных коричневых пелеринах и зеленых платках-тальмах, приспущенных на плечи.
Та, у которой глаза ярче горели голодным блеском, пожаловалась
подруге:
Лика, а отчего последний раз по карточкам дали только полфунта хлеба, и очень скверного качества?
Лика ответила с мудростью, какую никогда не приобретали ни смолянки, ни бестужевки:
Дай Бог, голубчик, чтобы и такой не заменяли этой гадкой крупой, и еще хуже овощными, а то и фруктовыми консервами.
Самым доступным для петроградцев был суп из воблы и пшена. Даже картофельная шелуха, кофейная гуща переделывались в лепешки. Девушки при распределении хлебных карточек попали в самую, неудачную, «буржуйскую» 4-ю категорию, которой «наместник Петрограда», председатель Совнаркома Петроградской трудовой коммуны Зиновьев грозился выдавать по осьмушке на два дня, усмехаясь: «Чтобы запаха хлеба не забыли».
Минувшая зима выдалась ранней и суровой, в ноябре 1917 года начались обильные снегопады, продолжившиеся в декабре с метелями. Мостовые и тротуары покрылись толстым слоем снега и наледи. На Невском намело такие сугробы, что можно было прикуривать от огня тогда еще действовавших газовых фонарей. Совнарком принял декрет о введении всеобщей повинности по очистке от снега улиц, в который Ленин лично внес уточнение о привлечении к ней в первую очередь нетрудовых элементов. Курсисткам вместе с пианистками и скрипачками из консерватории надлежало чистить тротуары, а накануне революционных дат в числе петроградских «буржуев» убирать в казармах отхожие места и в конюшнях навоз.
У витрины Елисеевского прибавилось народу, остановились поглазеть еще две дамочки из «нетрудовых». Одна в приличном пальто и «котах» из войлока, другая в жакетке, обутая в соломенные туфли с полотняными оборками.
Их разговор, как и у девушек, свелся к короткому обмену фразами:
Вот вам и советская власть. Сами того хотели
Обманули нас большевики.
Ленин говорит, что через десять лет все хорошо будет.
Нам-то что до этого? Умрем до той поры с голоду или от тифа.
Эпидемия сыпного тифа свирепствовала в городе с февраля, безжалостно кося и так стремительно тающее население. Если в 1916 году в Петрограде жило около двух с половиной миллионов человек, то к 1920 году останется чуть больше семисот тысяч.
Орлинский зашагал по Невскому к Аничкову мосту над Фонтанкой в надвигающейся темноте по слабо освещенному городу. Из-за нехватки топлива с ноября на электростанциях начались перебои, ток подавался в дома, учреждения по 6 часов в сутки. После переезда в середине марта в Москву советского правительства подача электроэнергии даже на важные объекты или прекращалась на несколько дней, или ее хватало лишь на 23 часа вечером. Жилые дома в основном освещались свечами и керосиновыми лампами, но на уличные фонари керосина не было.
Иностранцы, побывавшие здесь в эту пору, писали в зарубежной прессе:
«Улицы едва освещены, в домах почти не видно света в окнах. Я ощущал себя призраком, посетившим давно умерший город. Молчание и пустота на улицах». «Широкие прямые артерии, мосты, перекинутые через Неву, река, казалось, принадлежали покинутому городу. Время от времени худой солдат в серой шинели, женщина, закутанная в шаль, проходили вдалеке, похожие на призраков в этом молчаливом забытье»
Мимо Орлинского прогрохотал трамвай с пассажирами, висевшими на подножках. В такой давке однажды зимой у дамы вырезали полотнище каракулевой шубы во всю спину, и это она выяснила, лишь выйдя из вагона. Иностранцы сравнивали немногочисленные петроградские трамваи с двигающимися пчелиными ульями.
Ддя автомобилей не хватало бензина и запасных частей, чтобы их ремонтировать. Тем не менее в опустившейся на город тьме бойко шныряли грузовики с солдатами, спешившими на обыски «буржуазных» квартир в поисках «сокрытых запасов продовольствия*. Заодно экспроприировались мебель, домашняя утварь, одежда, постельные принадлежности и так далее. С Гороховой то и дело выкатывали чекистские легковушки, направлявшиеся за арестантами.
Напоминая жирных грифов, пролетали шикарные автомобили «хамовозы». развозившие красных вельмож. Эти-то, на ночь глядя, торопились куда? А, напримрр. на «комиссарские обеды». лукулловские даже по меркам мирного времени, они давались в Смольном по личному распоряжению Зиновьева. В Мариинском театре для бонз были зарезервированы специальные места. Ложа «С». числящаяся за президиумом Петросовета, закрывалась на особый ключ, во время спектакля ее дверь безотлучно сторожил капельдинер. Определенные ложи и кресла были закреплены за Смольным, высшими чинами наркоматов.
Санкт-Петербург, святой град Петров, стал Петроградской трудовой коммуной, поименованный теперь так в память Парижской Коммуны.
Комиссар Орлинский, не вынимая правой руки из кармана шинели. где сжимал рукоять офицерского кольта. перешел Аничков мост. Он добрался по глуховатым кварталам между Фонтанкой и Литейным проспектом до синематографа «Версаль». давно не работавшего из-за нехватки электричества. В его подвальном помещении пыталось выжить одноименное кабаре. набравшее свой штат из остатков блестящей ресторанной обслуги и эстрады Петрограда.