И вот тут-то пришла беда.
Всё произошло быстро и стремительно.
Сменив Габриэля, я сидел у костра, тревожно вглядываясь в темноту. Однако меня не покидало ощущение, что темнота, давящая мне в затылок, вот-вот материализуется, приобретёт форму чего-то твёрдого, и со всего размаха шарахнет меня по затылку.
Вначале спросонья крикнул попугай и затих. Потом ухнула скопа на соседнем дереве, шевельнулись в кронах обезьяны, и где-то в кустах едва слышно прошелестела листва. Ещё не успев дотянуться до ружья, лежавшего у моих ног, я в долю секунды осознал, что сейчас будет нападение.
Что, собственно, и произошло.
Руки, сдавившие мне горло, оказались настолько сильны, что у меня мгновенно перехватило дыхание, абсолютно перекрыв доступ кислорода в лёгкие. Я даже не вскрикнул. Чья-то тяжёлая масса навалилась на меня всем телом, сжала рот, ни крикнуть, ни позвать на помощь я уже не мог.
А дальше была пустота
Глава 7
Перед водопадами Игуасу.
Грабовский.
Сознание приходило медленно, урывками. Ноги ватные, руки, связанные за спиной затекли так, что не мог пошевелить даже пальцами. Во рту сухо. На глазах повязка. Прислушался, не выказывая, что я уже пришёл в себя.
Речь первых двух людей была, вероятно, на немецком языке, поскольку проскальзывали знакомые слова. Голос одного был до боли знаком и, несомненно, принадлежал нашему бывшему фотографу. Определив это, я буквально взорвался яростью за Мишу с Семёном и, невольно пошевелившись, выдал своё состояние.
О! переходя на русский, хохотнул Грабовский. Вроде, оклемался наш пленник. Хорошо же твой наёмник его приложил по черепу, при этом он снова перешёл на немецкий язык. Собеседника я видеть не мог, но он что-то ответил и мне брызнули в лицо водой, одновременно сдёргивая тряпичную повязку с глаз. От ослепляющего солнца я зажмурился и едва не вскрикнул. Через пару минут стало легче и я, наконец, смог открыть глаза.
Грабовский! хрипло вырвалось у меня.
Он самый, хохотнул тот, будучи, видимо, в прекрасном расположении духа. Здорова, приятель, давно не виделись. Можешь присесть, всё равно прыгать некуда, кругом кайманы.
Я бросил взгляд по сторонам от бортов и заметил, что мы плывём вдоль берега реки, кишащей десятками этих мерзких рептилий.
Сколько я без сознания?
Целый день, солнце уже садится, добродушно ответил он, с любопытством оглядывая меня с головы до ног. Я присел и осмотрел лодку. Восемь гребцов, по четверо у каждого борта гребли, налегая на вёсла. Сам Грабовский со своим собеседником восседали на каких-то громоздких ящиках под брезентовым тентом, обмахивая себя веером и попивая из банки запотевшее пиво.
Будешь? спросил он и кинул мне в ноги недопитую банку. Развяжи ему руки, крикнул он девятому индейцу, огромному как сама скала, который стоял у руля и направлял лодку вверх по течению. Судя по его размерам, именно он и приложил меня у костра. На удивление, тот понял по-русски и, приблизившись ко мне, одним махом рассёк ножом верёвки.
Собственно, это была даже не лодка, а целый баркас с приводным мотором, который располагался на корме и был укрыт кожаным чехлом. Баркас был длинный и широкий, как спасательная шлюпка на океанском лайнере, заставленный всевозможными ящиками разных форм и размеров.
Между тем, Грабовский продолжил, открывая вторую банку:
Уже догадался, что в плену?
Имел возможность, язвительно выдавил я. Пить хотелось неимоверно, но прикасаться к валявшейся банке я не стал из-за омерзения. Увидев моё замешательство, он снисходительно кинул новую и, открыв её, я жадно припал к восхитительному прохладному напитку. На душе тут же стало легче.
Пей, не стесняйся, снова хохотнул он противным смешком. Ты, парень, заслужил.
Каким образом? не понял я, приподняв брови и вытирая рукавом губы.
Ещё не догадался?
Он подмигнул своему напарнику, и только тут я смог, наконец, разглядеть рыжего, с усами второго европейца, абсолютно отличающегося от полуголых представителей племени гуарани. Видимо, он был немцем, поскольку ответил фотографу на том немецком языке. В этот момент я абсолютно не знал, что именно сделают мои друзья, обнаружив утром моё невольное исчезновение. Рыжий что-то отрывисто бросил верзиле-индейцу у руля, и баркас медленно стал поворачивать к берегу.
Мишина гибель, твоя работа? внезапно спросил я, вспоминая подпиленные опоры виадука.
Ты о мостике? переспросил он. Не моя лично, но по моему указу. А что? Нужно же было от вас постепенно избавляться. Больно много вы стали знать и влезли не в своё дело. Кто вас просил заворачивать на тропу и углубляться в джунгли, чтобы обнаружить наш брошенный город?
Отчего это ваш? стиснув зубы от ярости, тем не менее, выпалил я. Вы его что, купили?
Купить не купили, поскольку о нём знают лишь единицы из племени гуарани и янамами, но обнаружили его мы, когда ты ещё со своей женой в кровати целовался и абсолютно не помышлял об экспедиции. Ты думаешь, почему я проник в вашу команду, а затем позаимствовал у вас карты маршрутов?
Не позаимствовал, а украл самым натуральным образом, вместе с деньгами и документами.
Это было чисто рефлекторно, отмахнулся он. Мне, прежде всего, нужны были карты, чтобы добраться до этого, как вы его назвали, Золотого города.