Несколько недель назад они еще зеленели, но теперь от них не осталось и следа. Почти треть участка заняла неглубокая яма, выложенная по краям цементными плитами. Значит, Медуйкис всерьез решил оборудовать розарий.
Ромас нажал на кнопку звонка. Ожидая, пока откроется дверь, он подумал, не решил ли Йонас Медуйкис перестроить и все внутри? Его покойный брат распланировал дом необычно. Кроме крохотной коморки и такой же кухоньки справа, вся оставшаяся площадь около сорока квадратных метров была превращена в одну просторную комнату и обставлена массивной старинной мебелью. В одном конце высился большой облицованный темно-зелеными узорчатыми изразцами камин. В этот зал вела сразу же с улицы дверь, перед которой теперь ожидал Ромас. За ней не было слышно ни звука. Странно. Медуйкис должен быть уже здесь часы показывали тридцать пять минут седьмого. Он нажал на кнопку еще раз. Опять раздался мелодичный звонок, но в глубине дома никто не отозвался. Тогда Ромас нажал на ручку. Дверь оказалась незапертой. Тщательно вытерев ноги, он ступил на порог.
В большой комнате царила та особая тишина, которую принято называть мертвой. Оторопело застыв на пороге, Ромас вдруг понял, что Медуйкис, сидящий в кресле напротив камина с неестественно откинутой головой, не спит. Сняв ботинки, он в одних носках медленно приблизился к хозяину дома. Пульс щупать бесполезно остекленевший взгляд не оставлял сомнений. Ромас на миг заколебался, но тут же прогнал страх и прикоснулся рукой к щеке Медуйкиса. Он еще не совсем остыл, ощущение было такое, как если бы дотронуться до деревянной панели в теплой комнате. Тут уж ничем не поможешь... Поздно...
На мертвом лице удивление, а может испуг? Что здесь произошло? Не видно ни крови, ни следов борьбы или насилия. Медуйкис был в старом пиджаке, который, как помнится Ромасу, в последний раз висел у двери. На ногах шлепанцы. Значит, он приехал, привычно
переоделся, сел в одно из двух мягких кресел перед камином и умер. Инфаркт?
Ромас поднял голову, решив осмотреть всю комнату. И тут ему сразу бросилось в глаза то, что, без всяких сомнений, было связано со смертью Медуйкиса, а может статься, даже послужило прямой ее причиной.
В камине на золе и головешках в беспорядке валялись кирпичи одни целые, другие битые, но все светились красными боками, закоптелой была лишь одна сторона. В боковой стенке камина, откуда их вынули, зияла не просто дыра, а металлический ящик примерно пятьдесят на тридцать сантиметров, прикинул Ромас. Небольшой сейф, тайник. Внутри белело несколько листков бумаги. Ромас протянул руку, чтобы их вынуть, но тут же спохватился и отдернул.
В окно кто-то тихо постучал. Ромас вздрогнул, по спине побежали мурашки. Не хватало только, чтоб его здесь застали у явно ограбленного тайника и бог знает какой смертью умершего хозяина дома! Постучали еще раз, совсем тихо... На стекле расплылись капли. Господи, это же начался дождь! Весенний дождь, как добрый хозяин, умывал землю, помогая ей растопить зимний лед. Через несколько дней в эту землю опустят обмытого, побритого и обряженного в костюм Медуйкиса. Кончились все его земные дела, завершилась биография. Ромасу, видно, так и не удастся узнать, какую новую кандидатуру в женихи своей единственной дочери наметил этот человек, всегда четко планировавший свою жизнь и будущее своей семьи.
Однако теперь не время для размышлений. Ромас на цыпочках направился к дверям и, перешагнув порог, носовым платком протер пол в том месте, где стоял в ботинках. Дождь на дворе припустил вовсю теперь он оказался союзником: поможет исчезнуть, не оставив следов. Сумерки еще не сгустились, и Ромас убедился, что в ближайших домах тихо и пусто. Кому придет в голову отправиться в сад в такой хмурый вечер ранней весной, да еще посреди недели! Он включил зажигание, с облегчением подумав, что на грунтовке, видно, недавно присыпанной гравием, не останется никаких следов от покрышек. За воротами коллективного сада он свернул не в сторону улицы Лаумю, а на другую дорогу, которая вела через лес, чтобы хоть на обратном пути никому не бросилась в глаза его машина.
Теперь, когда он начал перебирать в памяти все, что случилось десять минут назад, краска стыда залила его лицо. Он уничтожал свои следы, как уголовник! А ведь скончался, а может... убит человек. Но жалость к Медуйкису тут же вытеснило чувство самосохранения, оно повелительно диктовало ему каждый шаг, каждое слово. Приехав в город, он завернул в одну из захудалых закусочных в центре и, пережевывая остывшую сосиску, тщательно обдумывал, какими словами вызвать беспокойство у Агне Медуйките, чтобы она бросилась искать своего отца если не сегодня вечером, то, по крайней мере, на следующее утро.
В восемь часов вечера он уже стоял у дверей новой квартиры Медуйкисов. Ему повезло, Агне оказалась дома. Ромас поинтересовался не пришел ли отец? Девушка покачала головой и пригласила его войти, подождать. Ромас был здесь неделю назад, тогда Медуйкис познакомил его со своей дочерью, сказав, что они с Ромуальдасом Гайлюшисом когда-то работали на одном предприятии. Он не погрешил против правды. Ромас был знаком со старым бухгалтером с того времени, когда проходил практику в редакции многотиражной газеты его предприятия.