Медсестры и ординаторы, привыкшие к моей "бездарности" и к тому, что я большую часть времени выглядел так, будто только что проиграл в карты все свои сбережения, вздрогнули, но бросились выполнять указания. Думаю, я произнес это слишком властно. Помню, один мой интерн сказал, что голос мой звучит словно команда "Ату его!" на охоте.
Танака, ты со мной! Срочно звоните в операционную. Подготовить всё для левосторонней торакотомии. Немедленно! Подозрение на разрыв пищевода.
Танака, все еще ошарашенный моим преображением, казалось, поперхнулся воздухом, но без лишних слов кивнул и побежал, на ходу доставая телефон. Я слышал, как он кричит в трубку: «Операционная! Это Танака! Срочно
готовьтесь! Херовато-кун то есть, доктор Херовато сказал, что да просто готовьтесь, мать вашу!» Я еле сдержал улыбку. Прогресс налицо. Сразу чувствуется русская школа.
Пациент застонал. Его дыхание стало поверхностным, словно он пытался вдохнуть через соломинку, а давление все продолжало падать. Я понимал, что каждая секунда на счету. Медиастинит развивается стремительно.
Вернулся интерн с результатами рентгена и кратким докладом после попытки эзофагоскопии (которую пришлось прервать из-за ухудшения состояния пациента). Его глаза были большими, как блюдца.
Доктор, на рентгене явное расширение средостения, смещение трахеи и газ под кожей до шеи! А эндоскопист говорит, что видит отек и признаки травмы в пищеводе, но не смог продвинуться дальше, пациент стал совсем нестабилен!
И все-таки проблема в пищеводе, как я и думал.
Понял. Больше никаких исследований, которые тратят время. В операционную! Немедленно! принял я окончательное решение, отмахнувшись от лишних формальностей.
Но... но торакального хирурга нет! снова запаниковал Танака, вернувшийся из операционной, его голос сорвался на визг. Он выглядел так, будто его только что вытащили из центрифуги и заставили работать в больнице.
Торакальный хирург есть. Я! отрезал я, бросая на него взгляд, от которого, по идее, должны были вянуть помидоры. Как минимум, вяли, когда это были глаза известного на всю Россию хирурга Александра Шпакова. Как же они смотрятся от зеленого юнца-японца, было пока неизвестно.
Пациента покатили к операционной.
Танака, ты идешь со мной! Будешь ассистировать! бросил я через плечо и, кажется, совсем «убил» его.
Танака ошарашенно смотрел на меня.
Я?! Но я я же я же только
Вспомнишь всё, чему учили! Вперёд! Или ты хочешь, чтобы пациент помер у нас на глазах, а Профессор Тайга потом из нас двух котлеты сделал? усмехнулся я, пытаясь разрядить обстановку. В конце концов, юмор лучшее обезболивающее, особенно для ассистента.
Танака, видимо, представил себе эту печальную картину. Он вздрогнул, но, скривившись, засеменил за мной. «Вот и отлично. Страх великий мотиватор», подумал я.
В операционной уже кипела работа. Медсестры накрывали инструментарий, анестезиолог, казалось, уже совсем дедушка, готовил наркоз. Я даже немного удивился, что все-таки кто-то пришел. Было у меня внутри большое опасение, что операцию ординатора никто не воспримет всерьез.
Доктор Акомуто, вы уверены? спросил анестезиолог, смотря мне прямо в глаза.
Я сглотнул. Было что-то в нем такое
Быстро взмахнув головой и очистив ненужные мысли, я лишь кивнул и пошел дезинфицировать руки. Рядом их вовсю натирал Танака, бледный и трясущийся, как осиновый лист на ветру.
Не дрейфь, Танака. Нельзя нам волноваться. Надо помочь пациенту и доказать, что мы с тобой не простые оболтусы.
Кажется, это немного помогло взбодрить моего ассистента. Мне, конечно, хотелось продолжить: «А если не справимся, то профессор Тайга нам такое устроит, что сакэ придется не из пиалки пить, а вливать через трубочку».
Херовато-кун я я никогда не ассистировал на такой операции
Просто внимательно следи за тем, что я делаю. Как говорит один мудрый народ: "Глаза боятся, а руки делают". Только немного по-другому: руки-то делают, а глаза не должны бояться! Иначе тебе будет хуже, чем пациенту! Я хлопнул его по плечу, отчего он подпрыгнул. Давай, Танака! Вперёд, к победе над медиастинитом!
И вот пациент был готов. Анестезиолог дал отмашку, и я подошел к операционному столу. Инструментарий все-таки немного отличался от нашего, но функционал был интуитивно понятен. Ну, как ружья каждое уникально, но стреляет так же.
Скальпель! твёрдо сказал я.
Медсестра тут же подала мне скальпель. Взяв его в руку, я почувствовал привычную тяжесть, то самое ощущение контроля над самой жизнью и смертью. Руки, пальцы всё работало на удивление идеально, как будто это были мои родные руки, прошедшие через сотни операций, где я в прямом смысле вырывал людей из лап костлявой.
Херовато-кун проблеял где-то рядом Танака.
Что? недовольно проворчал я, делая левосторонний торакотомный разрез, открывающий доступ к нижнему отделу пищевода.
А давно ты стал левшой..?
Я замер. Твою же ж мать. С этим всем я и забыл, что не левша в этом сне. Я пробурчал что-то в ответ, а потом снова сосредоточился на операции. Позже будем расхлебывать, а сейчас нужно спасать пациента.
И вот передо мной открылась грудная полость. Картина была просто ужасающей, словно декорации для фильма ужасов: средостение было отечным, с пузырьками