Мы устроились за столиком у окна. Напротив нас сидела молодая парочка. Парень что-то шептал девушке на ухо, и она заливисто смеялась, прикрывая рот ладошкой. Чуть дальше, за ними, сидела мамочка с двумя карапузами, которые с упоением ели мороженое, пачкая щеки и носы. Мама только улыбалась, наблюдая за ними.
Вскоре подошла официантка милая, улыбчивая девушка в фартуке, украшенном изображениями кексов. Она принесла нам меню, которое больше походило на глянцевый журнал о кулинарном искусстве японцев.
Я хочу вот это! Хана ткнула пальцем в картинку, на которой было изображен десерт. Гигантский бокал, наполненный слоями мороженого, взбитых сливок, фруктов, бисквита, и увенчанный целой горой вафельных трубочек и шоколадных фигурок.
Мне, пожалуйста, матча-тирамису, скромно попросила Хината.
А мне я оглядел меню. А мне просто кофе. Черный. И, если можно, капельницу с кофеином.
Девочки хихикнули. Когда нам принесли заказ, я понял, что мой кофе это единственное нормальное, что есть на этом столе. Парфе Ханы было таким огромным, что она могла бы в нем спрятаться. Оно возвышалось над столом, словно Эверест, только из сахара. Тирамису Хинаты, нежно-зеленого цвета, было украшено рисунком из какао в виде смешного и очень милого котика.
Братец, ты почему ничего не заказал из десертов? спросила Хана, работая ложкой с энтузиазмом и едва не роняя половину парфе на стол. Ее рот был испачкан взбитыми сливками, и выглядела она при этом абсолютно счастливой.
Я берегу фигуру, съязвил я.
Ты иногда такой бука, заметила Хината, аккуратно отламывая кусочек своего десерта и отправляя его в рот.
Я посмотрел на них. На Хану, у которой на носу был мазок взбитых сливок, и она этого даже не замечала, полностью поглощенная своим гигантским десертом. На Хинату с ее большими искренними глазами.
Мы сидели, болтали, и я впервые за весь день почувствовал, как напряжение отпускает. Я смотрел, как сестры смеются, делятся друг с другом десертами, и чувствовал, как внутри разливается что-то теплое. Может быть, этот выходной не такая уж и плохая идея.
Когда мы вышли из кафе, уже начало смеркаться. Неоновые огни Токио зажглись в полную силу, превращая город в фантастический пейзаж. Мы брели по узкой улочке, забитой народом. Здесь развернулся небольшой фестиваль: горели бумажные фонарики всевозможных форм и расцветок, отбрасывая мягкие, теплые блики на лица прохожих, в воздухе пахло жареной лапшой и карамельными яблоками, а из динамиков лилась веселая музыка.
И тут Хана увидела его.
В одном из ларьков, где нужно было стрелять из пневматической винтовки по пробкам, на верхней полке сидел приз. Огромная, мягкая, глупого вида альпака. Она была белой, невероятно пушистой и смотрела на мир своими черными, как угольки, глазами-бусинками с выражением полного дзен-покоя, будто постигла все тайны бытия. А на морде ее застыла такая блаженная и слегка идиотская улыбка, от которой невольно хотелось улыбнуться в ответ.
Хочу! выдохнула Хана, и в ее глазах зажегся огонь.
Мы подошли к ларьку. Хозяин, усатый дядька с хитрыми глазами, тут же оживился.
Подходи, красавица! обратился он к Хане, но взглядом наверняка оценивал мой кошелек. Десять выстрелов одна попытка! Сбей три пробки и забирай любой приз!
Хана посмотрела на меня умоляющим взглядом. Я вздохнул. Мой кошелек, и так похудевший после шоппинга, жалобно застонал.
Ладно, сдался я. Одна попытка.
Я взял в руки винтовку. Она была легкой, игрушечной. Я прицелился. Раньше я иногда ходил в тир, чтобы снять стресс. Пришло время вспомнить накопленный годами бесцельной стрельбы опыт.
Бах!
Мимо.
Пулька с глухим стуком ударилась о заднюю стенку.
Бах!
Опять мимо. Пробки даже не шелохнулись.
Бах! Бах! Бах!
И все, почему-то, мимо.
Хана разочарованно вздохнула, плечи опустились. Хината, напротив, ободряюще похлопала меня по плечу. А дядька-хозяин ехидно ухмылялся, потирая руки. И вот тут во мне что-то щелкнуло. Проснулся азарт.
Еще попытку! я протянул ему деньги.
Я настроился. В уме прочитал все возможные мантры. Успокоился. И, наконец, прицелился.
Бах! Первая пробка слетела с подставки.
Ура! закричали девчонки.
Бах! Вторая!
Остался последний выстрел. Последняя пробка. Та, что стояла прямо под альпакой. Я задержал дыхание, сосредоточился, плавно нажал на спусковой крючок.
Бах!
Пробка, подпрыгнув, слетела с полки. Есть!
Мы выиграли! Братец, ты лучший! Хана прыгала от радости, когда хозяин с кислой миной, снимал с полки нашу альпаку.
Я вручил ей приз. Она обняла эту пушистую тушу и прижалась к ней щекой. Ее глаза сияли неподдельным, чистым счастьем. Хината улыбалась, поглаживая мягкий бок альпаки. И я, глядя на них, на эти два счастливых лица, тоже улыбнулся. Это был хороший день. Очень хороший. Конечно, я немного устал, но все же, нет ничего приятнее, чем видеть радостные лица родных и близких и знать, что именно ты сделал их такими.
Я стоял, наслаждаясь этим моментом абсолютного покоя и счастья. Шум веселой ярмарки, смех Ханы, теплый свет фонарей
И тут я услышал визг тормозов.
Звук резко разорвал вечернюю идиллию. Я инстинктивно повернул голову.