О-о-о, какая киса гуляет одна! протянул бугай, преграждая ей путь. Потерялась, красавица?
Второй, хихикнув, попытался нагло положить лапу девушке на плечо, причем его пальцы были такие длинные и тонкие, что напоминали щупальца осьминога. При этом он так мерзко причмокнул, что у меня аж зубы свело.
Может, мы тебе поможем дорогу домой найти? подхватил он, бесцеремонно оглядывая ее с ног до головы. В наш дом, например. А то что это ты босиком по ночному городу? Замерзнешь еще, того гляди. Или, того хуже, на что-нибудь наступишь, а тут осколков навалом!
Я напрягся. Внутри что-то щелкнуло. Ну вот, опять. Моя карма встревать в неприятности в свой выходной. Руки сами собой сжались в кулаки. Я, конечно, не боец, да и руки хирурга вещь ценная, но оставить ее одну с этими двумя гиенами совесть бы мне не позволила.
Женщина остановилась и повела плечом, сбрасывая чужую руку. Затем медленно подняла голову и смерила первого ухажера долгим, туманным, но удивительно пронзительным взглядом.
Киса? произнесла она низким, бархатным голосом, в котором, несмотря на алкоголь, звучала сталь. Милый мой, для того, чтобы называть меня кисой, у вас недостаточно породистый вид. Вы, скорее, тянете на блохастого шакала.
Первый опешил. Второй же решил проявить настойчивость.
Слышь, ты чего такая дерзкая? Пьяная в стельку, а еще
Он не договорил.
ШЛЕП!
Звук пощечины, сочной, громкой, смачной, раскатился по тихой улочке, как выстрел. Это была не просто пощечина. Это был шедевр. Ладонь женщины, описав изящную дугу, встретилась с его щекой с такой силой, что тот отшатнулся, изумленно хлопая глазами.
Во-первых, все так же спокойно продолжила она, грациозно покачнувшись. «Тыкают» пальцем в неприличные места. Ко мне следует обращаться на «Вы», желательно шепотом и с почтением. Во-вторых
ШЛЕП!
Вторая пощечина, не менее виртуозная, досталась первому кавалеру.
во-вторых, мое состояние это не «пьяная в стельку», а «эстетическая релаксация», вызванная несовершенством этого мира. А ваше присутствие, голубчики, это несовершенство усугубляет до критической отметки.
Она сделала шаг вперед, и мужчины инстинктивно
попятились. В ее глазах блеснули опасные огоньки.
А теперь, мальчики, слушайте внимательно. Зовут меня Мей Теруми. И у меня очень плохое настроение, аллергия на дураков, третий дан по айкидо и четвертый по каратэ. Если вы сейчас же не испаритесь в том же направлении, откуда выползли, я использую ваши жалкие тушки в качестве манекенов для отработки пары очень болезненных приемов.
Мужчины переглянулись.
Сучка, что ты тут раскудахталась, проговорил наконец бугай, но снова был прерван звонкой пощечиной.
Ясно, так и знала, что на нормальном языке не поймете, вздохнула Мей. Значит буду выражаться «по-вашему». Думаете, руки имеете право распускать? Да я вам их поотрываю, как лепестки у ромашки, и заставлю вас их жрать! А потом я вырву вам языки и засуну их туда, откуда вы вышли на свет божий! И будьте уверены, ни один доктор, даже самый прославленный, не соберет вас по кусочкам. Вы до конца своих дней будете помнить этот вечер, если, конечно, я вам эти дни оставлю!
Она осыпала их всеми ругательствами, которые только существуют в японском языке, приправляя это дело такими проклятиями, что им, пожалуй, стоило бы задуматься о скорейшей смене кармы и, возможно, даже пола вдруг поможет.
Мужики, ошарашенные таким поворотом событий и, видимо, осознав, что связались не просто с пьяной, а с «шибанутой» дамочкой, да еще и с такой словесной артиллерией, которая, казалось, могла бы снести половину квартала, решили, что их жизнь им все же дороже, чем сомнительное удовольствие приставать к незнакомкам.
Психопатка какая-то, пробормотал первый, прижимая руку к горящей щеке.
Пошли отсюда, ну ее, поддакнул второй, и они, почти бегом, ретировались обратно в свой темный переулок.
Мей Теруми проводила их долгим взглядом, затем удовлетворенно хмыкнула, снова грациозно качнулась и, как ни в чем не бывало, поплыла дальше по улице, босиком, и с туфлями в руке.
А я стоял, как вкопанный, с открытым ртом, и чувствовал смесь шока, восторга и толики страха.
Глава 17
Сегодня, однако, звезды сошлись в какой-то особенно благоприятной манере. Профессор Тайга вместе с другими профессорами больницы проводили конференцию по «Инновационным методам завязывания хирургических узлов левой ногой в условиях невесомости» (по крайней мере, так это мероприятие описал Танака), и в больнице воцарилась атмосфера, близкая к анархии. Старшие ординаторы вели себя так, будто им досрочно выдали пенсию, а мы, мелюзга, получили целых сорок пять минут свободы. Сорок пять!
И вот мы сидели на траве во внутреннем дворике больницы. Солнце припекало, легкий ветерок шевелил листья старой сакуры, а в воздухе витал аромат цветущих гортензий, которые, кажется, здесь были вообще везде, и чего-то неуловимо-хлористого из прачечной. Идеальная обстановка для пира богов. Точнее, для обеда трех изгоев: меня, Танаки и медсестры Аяки.
Как Аяка оказалась в нашей компании, я, честно говоря, до конца не понимал. Кажется, Танака, в очередном приступе энтузиазма, пригласил ее разделить с нами трапезу, и она, к моему удивлению и ее собственному ужасу, согласилась. Сейчас она сидела напротив меня и ковыряла палочками свой идеально уложенный бенто.