Ты прав, сказал я с легкой улыбкой. Куда уж мне. Пойду лучше картошку почищу. Это у меня точно получится.
Я оставил их ной и направился на кухню. Легкое раздражение, вызванное высокомерием Кайто, быстро улетучилось, сменившись предвкушением. На кухне всегда было тепло, уютно и вкусно пахло. Это была территория тетушек, сердце приюта.
Там, как я и ожидал, кипела работа. Тетушка Хару стояла у плиты и, напевая себе под нос какую-то незамысловатую песенку, помешивала что-то в большой кастрюле. Оттуда шел пар и восхитительный запах бульона даси и соевого соуса. Тетушка Фуми же с невероятной скоростью шинковала на доске овощи. Нож в ее руках мелькал так быстро, что казалось, она может посоревноваться даже с ниндзя.
О, Херовато, ты как раз вовремя, улыбнулась тетушка Хару, заметив меня. Поможешь нам? Нужно нарезать тофу для супа. Только аккуратно, он очень нежный.
Сделаю все в лучшем виде, тетушка, заверил я, моя руки.
Тетушка Фуми хмыкнула, не отрываясь от своей работы, но я заметил, как в уголках ее губ промелькнула тень улыбки. Я взял нож, доску и большой, упругий кусок тофу. Работа была несложной, можно сказать, медитативной. Ровные белые кубики один за другим отправлялись в миску. На кухне воцарилось уютное молчание, нарушаемое лишь бульканьем супа и стуком ножей.
Как прошел день в больнице? спросила тетушка Хару, добавляя в суп водоросли вакамэ.
Как обычно, ответил я. Спасали людей, пили кофе, выслушивали гениальные идеи Танаки. Сегодня он предложил использовать дроны для доставки анализов по больнице.
И что, хорошая идея? с интересом спросила она.
Гениальная. Особенно если учесть, что он собирается управлять ими с помощью своей игровой приставки.
Тетушки рассмеялись.
Танака хороший мальчик, сказала тетушка Фуми, закончив с овощами. Просто у него в голове ветер гуляет. Но сердце доброе.
Это точно, согласился я. Сердце доброе, но с мозгами оно, кажется, не очень хорошо связано.
Мы готовили ужин, болтая о всяких пустяках: о том, что у Макото снова порвались штаны, о том, что Хана нарисовала потрясающий пейзаж, о том, что Кайто слишком много времени проводит за книгами. Это были простые, домашние разговоры, которые согревали душу лучше любого супа. Я чувствовал себя на своем месте.
Так, сказала тетушка Фуми, заглядывая в холодильник. Суп готов, рис варится, овощи потушены. А вот с мясом Я думала, у нас осталась свинина, но, кажется, ее нет.
Она задумчиво посмотрела на меня. Я понял этот взгляд.
Сбегать в магазин? с готовностью предложил я.
Будь добр, Херовато, кивнула тетушка Хару. Только быстро, ужин уже почти на столе. Лавка
господина Ямаситы еще должна быть открыта.
Я взял из кошелька несколько купюр, сунул ноги в сандалии и вышел на улицу.
Вечер окончательно вступил в свои права. На темно-синем небе зажглись первые, самые яркие звезды. Уличные фонари заливали дорогу мягким оранжевым светом. Воздух был прохладным и свежим. Я шел по знакомой улице, мимо спящих домов, из окон которых лился теплый свет и доносились обрывки разговоров и смех.
Лавка господина Ямаситы была в пяти минутах ходьбы. Я шел, ни о чем не думая, просто наслаждаясь тишиной и прохладой. Я уже почти дошел до перекрестка, как тут я заметил ее. И замер.
По пустынной вечерней улочке, залитой мягким светом фонарей, шла женщина. Нет, не так. Она плыла. Плыла, покачиваясь, словно призрачный корабль в тумане. Ей было лет тридцать, может, чуть меньше. Высокая, статная, и с такой осанкой, что тетушка Фуми, пожалуй, одобрительно хмыкнула бы. На ней было идеально сидящее шелковое платье цвета ночного неба, которое облегало фигуру в тех местах, где это было строго необходимо по законам мужского восхищения, и струилось там, где требовалась интрига. Длинные темные волосы были собраны в красивую, но уже слегка растрепавшуюся прическу, из которой выбилась пара прядей, обрамляя лицо с тонкими, аристократическими чертами и алыми, вызывающе очерченными губами.
Она была пьяна. Не просто «слегка навеселе», а основательно, качественно пьяна. Но, что самое поразительное, она была пьяна элегантно. Каждый ее шаг, хоть и был неверным, нес в себе отпечаток врожденной грации. Она шла, что удивительно, босиком, а в одной руке несла пару изящных туфель на высоченном каблуке. Я бы даже сказал, что она была прекрасна, словно цветущая сакура под лунным светом.
И вот пока я стоял, разинув рот, изучая это произведение японского искусства в состоянии «слегка подшофе», из бокового переулка, словно два гриба-поганки после дождя, выросли двое. Типичные представители ночной фауны: мятые рубашки, сальные ухмылки и запах дешевого пойла, который, кажется, долетел даже до меня. Один бугай, который, похоже, вместо мозгов качал бицепсы, и от которого несло чем-то кислым, явно не саке, а что-то похуже. Другой поменьше, но с какой-то скользкой ухмылкой, этакий хитрец с глазами, бегающими, как тараканы по кухне, которые только что учуяли что-то вкусненькое. Они явно решили, что такая красота, да еще и под мухой, легкая добыча. Ну просто подарок судьбы, завернутый в шелка и перевязанный бантиком.