Желудок ущемлён. Черт, уже начинается некроз, пробормотал Тайга, оценивая ситуацию. Сначала ревизия. Потом перикард, и указал на диафрагму. На самом деле, профессор даже не понимал, что отдает такие приказы, будто бы рядом с ним стоит опытный кардиохирург, а не еще зеленый ординатор. По факту, ему бы стоило сказать что-то вроде: «Сначала посмотрим, что и где зажато. Разберёмся с желудком. А уже потом будем спасать сердце». Но он ограничился лишь четырьмя словами, отчего то совершенно уверенный, что я точно пойму, что же он имеет ввиду.
И это его уверенность так меня развеселила внутри, что я не сдержался и чуть улыбнулся. Профессор странно на меня глянул, приподняв бровь, а затем бросил:
Меньше лыбься, Херовато, и больше ассистируй. Я зайду под желудок, ты подтяни его с краю. Только осторожно.
Я кивнул, все еще улыбаясь. Что удивительно, работали мы очень даже слаженно, особенно для полноценного первого раза. Я мягко придерживал край, в то время как Тайга ловко,
почти наощупь, высвобождал орган. Ткани были отечные, напряжённые, и малейшее неверное движение могло стоить пациенту жизни. Но Тайга был точен и дейстовал без резких движений, но с абсолютной уверенностью. И наконец, желудок с хлюпающим звуком вернулся на своё место.
Вдох, велел он анестезиологу, и тот подал воздух в лёгкое под давлением. То начало медленно расправляться.
Теперь перикард, сказал Тайга. Иглу.
Медсестра подала длинную иглу. Профессор ввел ее, и в шприц начала поступать венозная кровь: 50 мл... 100... 150. Монитор тут же отреагировал: давление выровнялось, пульс стабилизировался.
Тампонада снята, подтвердил анестезиолог.
Теперь самое интересное. Диафрагма, сказал Тайга. Синтетическая нерассасывающаяся нить. Будем накладывать узловые швы.
Я кивнул, согласный с выбором профессора. Сплошной шов на диафрагме это как пытаться сшить мокрую резину обычной ниткой. Один рывок, и всё пойдёт по шву. Так что каждый стежок должен быть независимым, как боец на посту: выдержит даже если сосед порвётся.
Медсестра же уже держала иглодержатель. Тайга начал ушивать разрыв, я же следил за натяжением ткани, подсвечивал, отсасывал, когда нужно. Шов за швом ложились на место. Всё шло, можно сказать, без сучка и задоринки, пока не сработал монитор.
Кровотечение! Давление падает! крикнул анестезиолог.
Чёрт, выдохнул Тайга. Селезёнка. Задели при репозиции. Зажим.
Я вслепую ввёл инструмент в рану.
Ниже. Ещё. Стоп. Есть! Держи.
Я держал зажим, а сам корил себя за невнимательность. Расслабился раньше времени.
Спленэктомия? спросил я, хотя все же не желал удалять селезенку. Ведь на столе у нас лежал еще совершенно юный парнишка.
Нет, отрезал Тайга, и я выдохнул. Парень молодой. Ушьём. Нить тонкую, атравматическую. Свети.
Я подсвечивал, а в душе радовался, что профессор думает так же, как и я. Я тоже всегда стараюсь сохранить орган, если это возможно, однако в моей практике часто встречались хирурги, которые шли по пути меньшего сопротивления. И вот профессор накладывал шов, кровотечение начало утихать.
Готово, выдохнул он. Стабилизируем диафрагму, затем рёбра.
Ушивание, наконец таки, завершилось. Оставался последний этап: фиксация ребер титановой пластиной. Остаток операции прошел гладко, и вот последний шов на кожу.
Состояние стабильное. Давление держится, сатурация хорошая, донеслось от анестезиолога.
Мы молча вышли в предоперационную. Я стянул маску и перчатки, и усталость тут же накрыла с головой. Операция шла почти 5 часов.
Неплохо справился, сказал Тайга, не глядя.
Стараюсь, профессор, улыбнулся я. Улыбнулся, кстати, искренне.
Он хмыкнул.
Иди, Херовато. Отдохни.
Я поклонился, затем направился подышать на улицу, во внутренний дворик больницы, и рухнул на первую попавшуюся скамейку. Ночной воздух был прохладным и влажным. Пахло озоном и ночными фиалками. Я откинул голову и закрыл глаза.
Тяжелый был денек, внучок?
Я вздрогнул и открыл глаза. Рядом со мной на скамейке сидела она. Та самая старушка с загадочной улыбкой и глазами, которые, казалось, видели меня насквозь.
Вы..? только и смог выговорить я.
Ты хорошо потрудился, кивнула она мне. Твои руки вспомнили то, что душа и не забывала.
Кто вы? спросил я, пытаясь побороть туман в голове.
Я лишь та, кто иногда указывает направление, ее улыбка стала шире. Слушай внимательно, внучок. Скоро ты встретишь ее. Ту, что станет твоим штормом и твоим штилем. Твоим главным вопросом и единственным ответом. Она уже близко. Не пропусти.
Она поднялась, поправила свою старенькую шаль и, не оборачиваясь, медленно пошла прочь, растворяясь в сгущающихся сумерках. Я смотрел ей вслед, почему то совершенно не в силах пошевелиться.
Что за бред? Шторм? Штиль? Какая еще «она»?
Я моргнул, потер глаза. На улице не было ни души. Мне показалось? Я уснул на секунду? Голова гудела от усталости, а странные слова старухи назойливо крутились в голове, как заевшая пластинка. Я тяжело вздохнул, поднимаясь на ноги. Пора было возвращаться домой.
___________________________________________________
Справка:
Если вдруг кто-то не понял, что значит «сама» в словах Херовато «Удача-сама», то: