Он стоял, сложив руки на груди, в своем как всегда идеально чистом халате, и его лицо было абсолютно непроницаемым. Тайга окинул взглядом опустевшую каталку, брошенные перчатки, шприц с откачанной жидкостью и, наконец, остановил свой взгляд на мне. Затем покачал головой.
Херовато, ко мне в кабинет. Сейчас же.
И он развернулся и пошел, не дожидаясь ответа. Я обреченно вздохнул. Опять. Этот «ковер» в кабинете начальника становился для меня уже почти таким же рутинным ритуалом, как утренний кофе. Тайга молча сел за свой стол и жестом указал мне на стул напротив. Я сел. Он взял со стола историю болезни, которую ему уже успели принести, и начал читать.
Перикардиоцентез в условиях приемного покоя, наконец произнес он, не поднимая глаз от бумаг. Без старшего хирурга.
Я молчал. Профессор, ну что вы опять? Мне кажется, я уже успел доказать, что совсем не дурак. Сами же каждый день меня гоняете по теории, так думаете, что в практике я полный дурак? Однако ничего из своих мыслей я не сказал и лишь продолжил молчать.
Ты осознавал риск? продолжил Тайга. Одно неверное движение и ты бы проткнул ему правый желудочек. Внутреннее кровотечение, экстренная операция, которую было бы уже некому проводить. И в итоге труп в приемном покое и скандал на всю префектуру. Твоя карьера закончилась бы, не успев начаться.
Я осознавал другой риск, профессор, все-таки не выдержал я, встречая его серьезный взгляд. Риск бездействия. У него была тампонада. Без пункции он бы умер в течение пяти, может, десяти минут. Вероятность летального исхода при бездействии сто процентов. Вероятность при моих действиях была... вполне приемлемой.
Профессор Тайга откинулся на спинку кресла. Он долго смотрел на меня, и я не мог понять, что творится у него в голове.
Приемлемой, говоришь? он хмыкнул. Ты играл в рулетку с чужой жизнью, Херовато. И с репутацией этой больницы.
Профессор, вы и так уже поняли, что я никогда не играю с жизнями, серьезно ответил я. Иначе не проверяли бы меня на каждом обходе. Вы и так знаете, что это в моих силах, но все равно отчитываете меня, как нашкодившего котенка.
Ты наглец, Херовато, после долгой паузы все-таки сказал он. Невероятный, самоуверенный наглец и дурак. Но он снова взял в руки историю болезни, но я все равно не могу понять, как из неуча ты вдруг стал высококлассным хирургом. Ты не можешь судить меня за сомнения.
И он был прав. В такое тяжело было поверить. Я даже не знал, как бы я поступил, если бы вдруг в моем отделении вдруг появился какой-нибудь Вася Пупкин с еле законченной вышкой, а потом показал навыки мастерства. Тут бы я либо засомневался в ВУЗе, либо в своем рассудке. Либо и в том, и в том.
Танака и остальные продолжат заниматься бумажной работой и изучать теорию, вдруг сказал Тайга, отодвигая от себя карту пациента. Кажется, у них это получается лучше, чем стоять столбом в критической ситуации. А вот у тебя, Херовато, с завтрашнего дня новое расписание.
Я напрягся.
Ты будешь моим первым ассистентом. На всех операциях. Без исключений. Теперь я буду следить за тобой круглосуточно, Акомуто-кун.
Я ошарашенно кивнул.
А теперь иди, махнул он рукой. Твоя смена уже закончилась. И постарайся никуда не вляпаться.
___________________________________________________
Справка:
Анамнез в медицине - это совокупность сведений о пациенте, полученных при медицинском обследовании, обычно путем опроса самого пациента или его близких, а также из медицинской документации.
Фонендоскоп это своего рода усовершенствованный вариант стетоскопа. Его активно используют для прослушивания легких, бронхов и сосудов. Хоть и присутствует небольшой шум, устройство все равно эффективнее, чем стетоскоп.
Острый перикардит - это воспаление перикарда, внешней оболочки сердца, которое начинается внезапно и может сопровождаться болью в груди, одышкой и другими симптомами.
Глава 11
Я сделал большой глоток остывшего кофе, который на вкус напоминал грязь с нотками жженого пластика. Иногда мне казалось, что какая-то из уборщиц решила, что кофеварка это отличный способ утилизировать вчерашние окурки, оставленный особо недобросовестными пациентами.
Я стоял, прислонившись к стене, и вполуха слушал какую-то особо захватывающую историю Танаки. Прошло еще несколько дней с того самого нашего разговора с профессором Тайгой, и теперь моя жизнь в больнице стала чуточку краше. Теперь я иногда имел честь присутствовать на операция, но, к сожалению, чаще всего в роли обычного зрителя. Профессор, несмотря на те его слова, пока еще не доверял мне проводить вместе с ним операции. В первые несколько дней так вообще приказал лишь смотреть, а потом на оставшуюся часть смены отправлял в ординаторскую тренироваться шить на мандаринах, так любезно подаренных мне семью того самого деда. Я закатывал глаза, бухтел и внутренне возмущался, но слушался. Так что еще через время он позволил мне заканчивать за ним работу, делать незначительные швы и тому подобная дребудень.
Тут вдруг из-за угла просунулась голова медсестры Аяки. Той самой основоположницы самой первой теории обо мне. Она принесла какие-то карты, бросила те на стол, но взгляд ее был все время прикован исключительно ко мне. В нем плескался такой интерес и трепет, будто она узрела не помятого ординатора с кругами под глазами, а как минимум золотую статую Будды, сошедшую с небес. Я выдержал ее взгляд, чуть приподнял бровь и одними губами произнес "Привет". Аяка, к моему удивлению, тут же вспыхнула, пискнула что-то нечленораздельное и вмиг испарилась.