Макс Котерман Поцелуй Лилит
Глава I
Менее трех лет понадобилось Роберту Куперу, ветерану Второй мировой, на то, чтобы превратить некогда злачный пустырь в центральной части Род-Айленда в красочное зрелище, в котором сами же начинающие пилоты становились одновременно актёрами и зрителями. Менее трех лет понадобилось на то, чтобы это место превратилось в магнит, притягивающий авиаторов-энтузиастов со всего Восточного побережья: обилие аппаратов от старых фермерских бипланов до неудачных модификаций британских «харрикейнов», снятых с военного производства и распроданных частным лицам, благодарные зрители от местных детей, тайком пробравшихся на аэродром, до дельцов с Уолл-стрит и владельцев бостонских компаний, присматривающих себе личных пилотов, не говоря уже о дружелюбии и гостеприимности самого Купера.
Субботним майским утром лишь один самолет рассекал небо, но с каждым новым порывом ветра он снижал высоту, а затем, сделав последний круг, выпустил шасси и пошел на посадку.
Отлично, к пилоту, покидающему корпус самолета, с улыбкой обратился мужчина в коричневом костюме, Мигель, я смотрю, ты летаешь не хуже тех ребят, которые ушли на войну в Азию.
Сегодня плохая погода близится шторм. За час полета мне пару раз казалось, что придется делать аварийную посадку, пожал плечами пилот.
Я смотрю, с каждым разом ты летаешь всё лучше и лучше, восхищенно произнес собеседник Мигеля. В своей речи он умело переплетал слащавую лесть и правду, приправляя всё это бостонским акцентом и резкими, но уместными жестами. Бледная кожа, цвета словной кости, светло-каштановые короткие волосы, крупный римский нос, светло-карие глаза в облике этого человека было что-то общее с образами римской эпохи.
Скоро можешь об этом забыть пока в Азии близится новая война, у меня здесь появились заказчики скоро будут раскопки по всему Восточному побережью. Члены одного старого клуба хотят расширить свои знания о предках вот и желают составить карту поселений, уничтоженных индейцами, вплоть до начала франко-индейских войн.
«Отцы-основатели» ну и всё такое прочее? с наигранным интересом спросил его собеседник.
Не томи, Лоренцо вздохнув, произнес пилот. Ты ведь неспроста узнал, когда я буду летать на аэродроме Купера и решил выследить меня? У тебя есть, для меня, какое-то предложение?
У одного человека видного и уважаемого, есть к тебе несколько вопросов. Ответить на несколько простых вопросов это не то же самое, что целый день корпеть над картами и копаться в земле и это не то же самое, что измерять каждый угол какой-то старой церквушки или искать какие-то особенные масляные краски, которые уже двести лет никто не производит, на мгновение отвлекшись, Лоренцо продолжил. Ты согласен побеседовать с этим человеком?
Задумавшись, Мигель кивнул головой.
Я оставил свою машину в Бостоне меня подбросил один знакомый водитель, поэтому тебе придется отвезти нас в город Я покажу тебе дорогу в нужное место, улыбнувшись, Лоренцо похлопал своего собеседнику по плечу, и они направились в сторону узкой заасфальтированной площадки, едва ли готовой обслужить всю публику, приезжающую на аэродром.
Дорога между Провиденс и Бостоном, возведенная всего лишь семнадцать лет назад, в год окончания войны в Европе, всё еще уступала новым широким автомагистралям, соединяющим мегаполисы Восточного побережья и «одноэтажный» Средний запад, но это уже была не та узкая грунтовая полоса, какой её помнили до Рузвельта.
Тёмно-синий «Бьюик», одно из новых приобретений Мигеля, менее чем за час преодолевал семидесятикилометровый путь в Бостон. Вдоль дороги мелькали заводские здания, в великом множестве, выросшие здесь, всего лишь, за последние сорок лет и всё еще уступавшие место лесам. Здесь же виднелись церкви Колониальной эпохи, помнящие начало Войны за независимость, и заброшенные фермы, уже выкупленные предприимчивыми дельцами для возведения на их месте новых автобаз и складов, но все еще стоящие громадами вдоль обочины, словно мертвые часовые, так и не покинувшие свой пост. Лоренцо молча вглядывался в дорогу, стараясь не рассказать слишком много своему приятелю о человеке, желающем расспросить
летчика.
Лоренцо ДиМуччи вырос в семье американского докера сицилийского происхождения и дочери греческого моряка. Его отец был дальним родственником семьи Коломбо, ведущей борьбу за власть в нью-йоркском Бронксе. Но, каждый раз, уличные войны на окраинах Нью-Йорка давали о себе знать и в доме простого бостонского докера так было до тех пор, пока Нунцио ДиМуччи не вернулся вечером из припортового бара, а через неделю его обезображенное тело нашли в одном из болот к юго-западу от города. Лоренцо никогда не отличался физической силой или безрассудной жестокостью качествами, столь ценимыми в той среде, в которой он вырос. Но в Лоренцо в единую мозаику смогли сложиться хитрость, учтивость, умение лгать и невероятная жажда маленького человека к власти, дававшая ему сил для борьбы, но в то же время туманящая его взор и испепеляющая всё вокруг.
От приглашений Лоренцо нельзя было оказываться многие люди о них могли лишь мечтать. Этот невысокий бледный человек никогда не появлялся просто так на пороге дома, или у входа в ресторан, или у дверей машины на автостоянке. ДиМуччи прекрасно знал Бостон и все секреты городских улиц, что позволяло ему великолепно играть роль «сводника»