Но с другой стороны а куда его девать? И дел, простите, у Московского суда всегда хватает. Вон, даже у нас, в захолустном Череповце не бывает так, чтобы после подписания обвинения и передачи материалов в суд, рассмотрели хотя бы в течение месяца. Ладно, если бы суд присяжных мог уложиться в один день. Но, как показывает опыт, процессы всегда затягивается. Еще ладно, что не как в Петербурге, где уже второй год рассматривают дело по обвинению в убийстве девочки-подростка Сарры Беккер.
Материалы переданы судебному следователю Московского окружного суда коллежскому регистратору г-ну Дмитрию Николаевичу Максимову. Чего? Моему полному тезке из той жизни?
Ну да ладно, фамилия Максимов не самая редкая в этом мире.
Значит, следователь открыл дело по статье 241 Уложения о наказаниях Российской империи о «святотатстве» то есть «всякое похищение церковных вещей и денег, как из самих церквей, так и из часовен, ризниц и других постоянных и временных церковных хранилищ».
Дароносица серебряная, с позолотой, оценена в сумму триста рублей. Будь это иная вещь, «светского» назначения дело бы пошло к Мировому судье, но святотатство, как квалифицированное преступление, рассматриваются Окружным судом. И грозит старому священнику ни много, нимало лишение всех прав состояния и ссылка в каторжные работы на заводах на время от четырех до шести лет.
Так, какие показания получил мой тезка от подозреваемого?
Прежде всего а для следователя это самое главное, отец Петр не запирался, а честно сообщил, что кражу он совершил целенаправленно, прекрасно понимал, на что идет. И он в этот день был абсолютно трезв.
А мотивом, побудившим священника войти в алтарь и украсть дароносицу нищета, в которую он вошел после запрета на служение. Ему бы уже полагалось уйти на покой, получать пенсию за сорокалетнюю службу в храме, а запрет перечеркнул все планы спокойно дожить свои годы. Из дома продавать уже нечего все продано, брать в долг не позволяет совесть вернуть все равно не сможет, а просить милостыню не позволяет гордыня. Как-никак долгие годы был пастырем, наставляющим прихожан, что просить неприлично, что истинный христианин должен сам зарабатывать себе пропитание. Отчего решил совершить кражу из церкви так оттого, что помнит, что в алтаре лежат две дароносицы. Еще одна старая, медная, хранится в ризнице. Если стереть с нее пыль еще годится для того, чтобы переносить в ней святые дары.
Так что, украв священный сосуд, батюшка не оставил бы храм без дароносицы.
А выбор объекта кражи был обусловлен тем, что одна дароносица стоимостью в пятьсот рублей, пожертвована рязанским купцом Кашиным, а вторая, которую он и собирался украсть дешевле, зато она пожертвована его же прихожанами. Купец далеко, у него попросить прощения трудно, а прихожане они поймут и простят. А то, что по закону его накажут, отец Петр тоже понимал. Но он считал так ежели, украдет дароносицу, сумеет ее продать, то проживет на вырученные деньги еще год или два. А нет, так в тюрьме его станут кормить за казенный счет
Но в самом конце допросного листа подозреваемый сделал заявление мол, он понимает, что его проступок имел корыстную цель, свойственную имущественным посягательствам вообще, но об оскорблении религиозных чувств верующих речь не идет, так как дароносицу он вынес украдкой и этого никто не видел.
Прочитав подобные откровения я слегка охренел. А ведь уже сто первый раз себе говорил, что удивляться ничему нельзя. Как говорил один незабвенный политический деятель никогда не было, а вдруг опять. Если бы батюшка отвечал на вопросы следователя в присутствии адвоката, тот бы подсказал, что имелся следующий умысел украсть священную вещь не для того, чтобы ею воспользоваться в узкокорыстных интересах, а чтобы сесть в тюрьму.
Но где-то на задворках сознания мелькнула мысль а не напоминает ли это мне коммунистические представления о собственности? Ежели, в церкви добра много, так отчего бы ей не поделиться с бедными? В частности с бывшим настоятелем? Нет, здесь немножечко не то.
Будь я присяжным поверенным, уже знал бы, на что упирать в своей речи. И, кстати, попытался бы внести раскол и смятение в умы присяжных. Да, с одной стороны, кража из церкви это святотатство. Но с другой можно ли назвать святотатством нормальное желание не умереть с голоду?
Мне-то, как обвинителю понятно святотатство, оно святотатство и есть, как ты его не маскируй. И не предусмотрено законом послабление за то, что вор идет похищать чужое имущество, потому что он хочет кушать. Но присяжные, в отличие от прокурора (ладно, помощника прокурора), всего лишь люди. Глядишь, они и дрогнут. И еще многое зависит от того, как сформулирует свои вопросы председательствующий на суде. Вон, тот же Кони, что председательствуя на суде по обвинению Веры Засулич, фактически подсказал присяжным формулировку, по которой они признали террористку невиновной. Предположим, если сформулировать вопрос так: «Имел ли запрещенный в служение священник Васильев намерение совершить святотатство?». А ведь присяжные вполне себе могут ответить нет. А за простую кражу суд, скорее всего, даст отцу Петру не больше года, а с учетом ранее отбытого наказания его прямо в зале суда и освободят.