Я нашему канцеляристу черновичок составлю, он от твоего имени изложит, а ты подпишешь, успокоил меня Василий Яковлевич.
Василий, а ружье у Опарышева откуда? поинтересовался я.
Сам беглец не в состоянии отвечать. Отец говорит сын с ружьем пришел. Вроде, украл по дороге. Ружье старое, охотничье. Я смотрел ствол ржа поела, замок болтается. Как оно в руках-то не взорвалось?
Получается, меня подстрелили из старого кремневого ружья? Позор джунглям. Но если бы Опарышев прихватил «крынку» или берданку, пришлось бы хуже. Порадуемся тому, что имеем.
Как хорошо, что не мне это дело вести, заметил я. Иначе, пришлось бы разбираться где дезертир ружье украл, запросы рассылать, выяснять не было ли грабежей или убийств во время его путешествия домой? А теперь пусть этим военный следователь озаботится.
Василий Яковлевич посмотрел на меня иронично и, вроде бы, улыбнулся одними глазами. Вслух ничего не сказал, но я все понял. Военный следователь такой ерундой заморачиваться не станет. Он попросту допросит Опарышева, выяснит причину побега, обстоятельства, способствующие оставлению нижним чином воинской части видел ли часового, как именно убегал после отбоя через забор сиганул или во время хозяйственных работ? Не было ли сообщника? По какой дороге бежал? А потом передаст протокол допроса своему прокурору. Если всплывет информация о преступлениях, совершенных беглецом в отношении гражданских лиц, то военные отправят соответствующую бумагу в соответствующее
учреждение, чиновнику для таких поручений. Я даже знаю фамилию чиновника, которому перешлют сообщение коллежский регистратор Корзинкин.
Глава 2 Не то гурии, не то фурии
Что-то Савушкин рановато прибыл, нахмурился Абрютин. Я ему приказал к десяти часам подъезжать, а пока еще девять. Придется шею намылить.
Характерно, что исправник определил время, не глядя на часы. Что ж, коли экипаж подан, нужно собираться. Сюртук мне нынче не надеть в рукав не влезу, да он и выглядит не слишком презентабельно дыра, весь в крови. Можно потом отстирать, заштопать, но лучше выкинуть. Или перевести в «подменку». Штаны для черной работы у меня есть, теперь сюртук имеется. Ладно, что отыскалась нижняя рубаха на смену та самая, в которой я ходил к «капищу», а потом сушил у печки учительницы. Еще шинель с собой, у нее рукава пошире. Как-нибудь да доеду до города.
А в сенях, между тем, раздались женские голоса, цокот каблучков. Мы с Василием переглянулись. Неужели?
А в избу влетели две барышни
Ваня!
Ванечка!
Девчонки подбежали ко мне и принялись целовать в обе щеки. Но Анька чмокнула один раз и отступила, а вот Леночка не останавливалась даже в губы поцеловала, чем привела в смущение и меня, и Абрютина. Но невесте можно.
Лена, ты осторожнее, зашипела Анька, слегка отстраняя свою учительницу, которая в запале едва не дернула меня за раненую руку.
Вот, Елена Георгиевна для бывшей кухарки уже и Леной стала, да еще и прилюдно. Придется выговор сделать.
Ванечка, прости расстроилась Лена, смущаясь и опять принимаясь меня целовать.
Василий Яковлевич смутился окончательно и, подхватив под руку Аньку, собрался ретироваться, но наткнулся еще на одного гостя.
А где умирающий? зычно спросил Федышинский. Ни гроба не вижу, ни савана.
Обе барышни мгновенно ощетинились.
Михаил Терентьевич, сколько вас можно просить, чтобы не повторяли глупые шутки? нервно спросила Лена.
Вот именно, поддакнула Аня, выискивая что-то взглядом. Уж не ухват ли?
А кто поднял спозаранку старого и больного человека? хмыкнул Федышинский. Кто кричал мол, Михаил Терентьевич, собирайтесь, там нашего Ванечку убили? Если убили, то куда спешить? Не помню, чтобы покойники от лекарей убегали. Живые было дело. И Ванечка ваш живехонек и здоровехонек.
Да, милые барышни, а что вас сюда привело? спохватился-таки господин исправник, вспомнив, что он здесь самый главный и ему полагается все знать. Особенно, про утечку информации из его ведомства. Велено же было Смирнову не болтать.
Девчонки переглянулись, а Лена кивнула:
Аня, рассказывай.
Батька ко мне чуть ли не в полночь прибежал, начала излагать Анька. Говорит работу поздно закончил, шел мимо полицейского участка. А там мужик знакомый из Избищ матерится мол, дезертира привез, а обратно в ночь ехать не хочется, придется на ночлег становиться. И кабак закрыт, выпить негде. Батька-то у меня добрый, да и мужика знает тот уголь иной раз привозит, говорит раз так, то пойдем ко мне, заночуешь. Спрашивает а что за дезертир? А тот ему так Петька Опарышев из армии сбег, в старой бане прятался, а когда ловили, так он в вашего следователя из ружья и пальнул. Так пальнул, что прямо в грудь и попал, крест вдавил. В дом старосты отвезли. Ежели до завтра доживет, то хорошо, а нет дай бог ему царствия небесного. Следователь-то молодой еще, говорят, что человек он хороший, за справедливость стоял, но господь-то таких к себе сразу и прибирает. Батька спрашивает а доктор у вас есть? Или фельдшер? А тот мол, доктор один, на две больницы, фершал редко трезвым бывает, в Ольхове акушерка есть, которая у баб роды принимает. Дурак Петька, добром бы сдался, так только тюрьма, а теперь его и повесить могут следователь-то и сам не прост, а еще отец у него целым министром служит. Батька, как услышал, сразу ко мне. Меня поднял, потом в земскую больницу побежал, а там, по ночному времени, никого и нет. Я переполошилась, побежала к дяде Антону. А тот сам, дескать, толком не знаю. Дезертира да, привезли, городовой Смирнов сказал мол, Иван Александрович в руку ранен и в грудь. Вроде, ничего страшного. Отлежится, сам и приедет. А я думаю как же ничего страшного, если в грудь? Тут я к Лене, то есть, к Елене Георгиевне, побежала. Бегу, а она уже сама навстречу.