Какая норушка? в один голос переспросили молодые милиционеры.
Слушайте, бандерлоги, добродушно объяснил Сергей Васильевич. Не норуШка в смысле мышь, а НАРУЖКА от слова наружное наблюдение ГУВД. Если официально, то сотрудники оперативно-поискового управления ГУВД. То есть управления, которое в справочниках есть, а офицеров его почти никто не видит, и где они находятся почти никто не знает. Расшифровывать словосочетание «наружное наблюдение», надеюсь, не нужно?
Шпики, что ли? сформулировал Виталий, прокручивая в голове внешности сидевших на заднем сиденьи («а ведь один совсем пацан, как я»).
Можно сказать и так, только без котелков, как в кино, и извозчиков.
А что они сразу не предъявились? не унимался Саша, которого все-таки задело вежливое хамство представителей спецслужбы. (Кстати, физиономию водителя он запомнил. Чем-то она ему понравилась. Может быть, спокойной уверенностью?)
Да скучно им. Да и визитная карточка у них такая: «А чо? А ни чо! Мы примуса починяем!» ухмыльнулся старшина. А потом, опера нас как называют?
Цветные, ответил уже ставший понемногу въезжать в милицейский сленг Виталий.
Во-во. Мы, в свою очередь, гаишников за милицию не считаем. А наружка сторонится всех, даже оперативников. Они себя разведкой называют. В общем, у каждой службы свои погремушки. А с этими лучше не связываться. Я сразу понял, когда увидел: «девятка» чистенькая, у заднего стекла сумки какие-то черные (там у них аппаратура, наверное) Глаза, как у мертвецов, в нашу сторону не смотрят антенка маленькая торчит номера областные (у них этих номеров, как у нас в отделе пьяных и битых). Похоже, адрес какой-то на Беринга или Шевченко пасут их тут не одна машина я вас уверяю.
Наряд ОВО уже медленно поворачивал с Малого проспекта на Гаванскую. По пустынной Наличной пронеслась модная красная иномарка.
Во! вскинулся рукой старшина. Этих погоняем! Молодежь хиппует возможно, на коксе.
«Шестерка» зарычала, включила мигалки и дернулась в погоню.
Глава первая Гурьев
Вот работенка! Пятый час глядим
в погасшие окна. Утром сменят придешь к бабе и соврать нечего мол, опасная и секретная у нас служба! преодолевая зевоту, пробурчал Антон Гурьев.
Гурьев был капитаном. Он отслужил в «НН» шесть лет, стал крепким профессионалом, однако в последнее время его взгляды на этот мир мир погасших до пересменки окон, менялись. Причем менялись с катастрофической быстротой. Нет, Гурьева перестала устраивать даже не зарплата, о которой можно (и лучше) не говорить. Его перестало устраивать то унизительное состояние, когда нормальные люди стараются двигаться, крутиться в меру своих запросов и характеров, а он, Гурьев, в это время должен стоять на незримых рубежах отчизны и следить. А если что его нет. И не в тщеславии дело, а в том, что связей, контактов элементарных нет этого нет того нет.
Ни хуя нет! вслух произнес Антон.
Так спит еще рано, не понял коллега, полагая, что Гурьев имеет в виду объект.
Потому что нормальный вот и спит! А ебанутые на голову с ОВОшниками собачатся по ночам, огрызнулся Гурьев.
Ему ответили понимающим молчанием, хотя, если честно, двое из троих не поняли ничего. Старший смены, а на их языке бригадир, понял, но лаяться не стал. Он развернул плитку заморского шоколада, отломил кусок и протянул через плечо Гурьеву. Гурьев взял, нервно засунул весь кусок в рот, прожевал.
Вкусный, с набитым ртом похвалил он.
Мне очень давно один летчик сказал, что быть бомбардировщиком это часы скуки, перемежающиеся минутами ужаса, успокоил его старший.
Бригадиром в смене был Александр Нестеров. Мама Нестерова была легендой наружного наблюдения. Нестеров с детства слышал шуршание радиостанций. Он работал девятнадцатый год и сам стал легендой. Нестеров был болен наблюдениеманией (не путать с вуайеризмом!). Он плохо понимал, почему солнце постоянно исчезает с неба, но мог срисовать номер квартиры, в которую зашел объект, даже если того со всех сторон окружали телохранители. Когда Нестеров разговаривал, то наклонял голову к левому плечу. Эта привычка выработалась с годами от разговоров по радиостанции. Своего рода благоприобретенный миазит.
Ыщо есть! улыбнулся молодой Лямин, перебирая фирменные упаковки с провизией.
А получилось так: около 23.00 они таскали объект в Калининском районе, где последний заехал в универсам и набрал целую тележку снеди. Объект имел условное наименование «Пингвин» (надо отметить, что наружка дает прозвища чрезвычайно точно). Когда объект выкатил покупки на автостоянку и стал перегружать их в багажник, кто-то позвонил ему на мобильник. Разговор был долгий, нервный, матерный. Объект дерганно пингвинил вокруг своей блестящей «Ауди», бил ластами по ушам и, наконец, прыгнув в авто, сорвался с места. Мало того, что сотрудники наружки слышали весь текст, так еще и, наблюдая за ним, заметили, что часть корзины с продуктами сиротливо осталась на стоянке. Первая машина стартанула за объектом, а на позывной сотрудника из второй только что пришедшего работать в систему Вани Лямина, поступил не терпящий возражений приказ: «Грузчик! Что стоишь клювом щелкаешь? Хватай товар неси до базы!». Несколько секунд Ваня переваривал это сообщение, а затем схватил тележку и, пронесясь с чужим добром через проезжую часть, сумел практически на ходу закинуть оставшиеся продукты в свою машину. Больше всего в этот момент он напоминал чем-то напуганную, мечущуюся мамашу с малышом в коляске.