А сейчас же на экране опять появился глава партии и государства, но теперь он был во весь рост и стоял рядом с Арафатом. Оба они презрительно улыбались, глядя куда-то в глубину кадра, откуда словно бы из руин, выкарабкивались бывшие канцлеры Шмидт и Крайский. «Теперь, комментировал диктор словами вождя, западные правители уже боятся закрывать двери перед лидерами нашего тайного фронта. Красный террор преподнес западному миру благотворный урок. Но скоро придет время, когда при нашей поддержке отряды тайного фронта смогут менять политические режимы государств. В этом и состоит геополитическая стратегия коммунизма».
Так закончился этот безымянный фильм, и Кружков неожиданным образом на него прореагировал:
Прекрасная работа операторов!
Сняв очки, Андропов бросил на него незаметный взгляд и обратился ко всем:
А сейчас короткий, но поучительный учебный фильм.
В кабинете опять погас свет, и на экране крупным планом показался американский сенатор Харрисон Вильямс. Кадр тут же ушел вглубь, и стало отчетливо видно, как сенатор берет взятку от агента ФБР, переодетого в арабского шейха. В замедленной съемке этот кадр методично появлялся десятки раз, и в течение трех минут инструктор так же методично повторял: «Обратите внимание на технику поведения агента, обратите внимание на технику поведения агента».
В этом коротком фильме больше ничего не было, а заканчивался он вопросом: «Какой мог быть результат, если бы агент ФБР переоделся не в арабского шейха, а выступил от нашего имени?».
Присутствующие ответили дружным смехом.
Зажегся свет, и Андропов, поблагодарив своих подчиненных, пожелал им счастливого Нового года.
Вслед уходящим зазвонила «кремлевка».
Да, выезжаю, ответил шеф КГБ.
Через несколько минут Андропов уже сидел в своем лимузине. Мащина миновала площадь Дзержинского, выехала на улицу Куйбышева и помчалась в Кремль. Андропов не смотрел по сторонам и не обращал внимания на суетившихся в снежной пелене пешеходов. Он думал сейчас о статье, прочитанной в свежем номере «Нью-Йорк Дейли» и озаглавленной «3агадочное убийство братьев Саундерс». Андропов старался даже представить себе лицо младшего Саундерса Джека, с которым был лично знаком.
В статье сообщалось, что оба брата были совладельцами крупной химической фабрики в предместье Чикаго и что их бизнес оценивался в несколько миллионов долларов. Старший брат Ларри, которому шел уже восемьдесят второй год, был найден мертвым на складе своей фабрики. По словам представителя полиции, его сразили две пули, выпущенные из пистолета и попавшие в грудь. Младший брат Ларри, семидесятипятилетний Джек, был в тот же день задушен в одном из отелей на побережье Флориды, куда он незадолго до этого приехал на рождественские праздники. А в конце статьи публиковались фотоснимки братьев Саундерс.
Когда Андропов въезжал в Спасские ворота Кремля, в московском аэропорту Шереметьево приземлился самолет, прилетевший из Нью-Йорка. Американский журналист Ральф Бушнелл стал собирать вещи. Но при выходе из самолета он не поднял с сидения прихваченную в дорогу газету. Ральф взял ее в редакции вчера и надеялся прочитать в пути кое-какие интересовавшие его спортивные новости. Однако, так и не раскрыл газету и не обратил, конечно, никакого внимания на фотографии братьев Саундерс. А он ведь тоже хорошо знал младшего Джека.
Ральфу казалось, что сегодня в его жизни произошел какой-то странный перелом, что прошедшее и будущее оказались разделенными невидимой, но сейчас хорошо ощутимой гранью.
Ральф Бушнелл
вчерашней ссоры с Алленом.
Черт бы побрал все его нотации об угрозах коммунистов! Ральф со злостью ударил ногой стоявшее рядом тяжелое бархатное кресло, будто оно и было виновником всех его недоразумений в отношениях с Алленом.
Ральф и Аллен почти одновременно лет десять назад поступили на работу в крупнейшую нью-йоркскую газету «Нью-Йорк Дейли». И, кажется, с первого же дня знакомства их стала преследовать взаимная антипатия. Но каждый по-разному вел себя в их взаимной и долголетней войне нервов. Ральф старался не замечать Аллена, демонстративно не здоровался с ним, пренебрежительной улыбкой реагировал на упоминания имени своего недруга. Внешне уравновешанный Ральф был прямой противоположностью экспансивному и вспыльчивому Аллену, порой до предела накалявшему обстановку.
Какой болван может сожалеть об арестах подонков! так еще много лет назад Аллен прореагировал на первый репортаж Ральфа в «Нью-Йорк Дейли». Это был репортаж о марше протеста против войны во Вьетнаме, организованном коммунистами. Ральф тогда с большим сочувствием отнесся к арестованным демонстрантам, несколько часов буйствовавшим на улицах города и осквернявшим американский флаг.
Тогда Ральф уклонился от полемики. Он вообще не любил спорить, а тем более с Алленом, но обиды на него, копившиеся годами, стали в последнее время причинять боль, которую он ощущал где-то в самой глубине души. И вот сегодня Ральф опять почувствовал эту неприятную ноющую, как от занозы, боль.
Ральф сел в кресло и тупо уставился в потолок. Вдруг он вспомнил то прекрасное время, когда никто в редакции не подшучивал над ним и не пускал в его адрес колкостей, когда никто не покушался на его авторитет и не вторгался в его мироощущение. Он писал тогда о событиях так, как понимал их, и никто не опровергал его версий о необходимости прекращения войны во Вьетнаме, важности детанта и предоставления Советскому Союзу статуса благоприятствования в торговле. «Нью-Йорк Дейли» чуть ли не каждый день публиковала его репортажи.