LXXX. Но что толку упрекать Тарквиния за такие беззакония, что имели место в отношении родственников и свойственников
его, если помимо них я могу обвинить его в таких беззакониях, которые совершались против отечества и против всех нас, если, конечно, следует называть их беззакониями, а не разрушением и не уничтожением всех установлений и обычаев. К примеру, для начала, каким образом он получил главенство? Разве же так, как предшествующие цари? Как бы не так! Он, конечно, далек от этого. 2. Естественно, те были приведены к власти вами, согласно отцовским установлениям и законам: это происходило прежде всего после постановления сената, которому было передано право выносить предварительные суждения, затем после избрания междуцарей, которым сенат поручал определить наиболее подходящего из числа достойных власти; а вслед за тем после голосования народа в народном собрании, по которому законным образом подтверждаются все главные дела; а вдобавок, после того как птицегадания и жертвоприношения, и прочие знаки, без которых не было бы никакой пользы ни от человеческого рвения, ни от человеческой мудрости, оказывались благоприятными. 3. Ну знает ли кто-нибудь из вас, что из всего этого имело место, когда Тарквиний взял власть? Какое такое предварительное суждение сената? Что за выбор со стороны междуцарей? Какое такое голосование народа? Что за благоприятные авгурии? Я даже не спрашиваю, было ли все соблюдено, хотя это все нужно, чтобы все было честно, требовалось, чтобы ничего из того, что в обычае, согласно законам, не было оставлено в небрежении. Но если кто-нибудь смог бы показать, что только одно из всего необходимого имеет место, то я счел бы, что искажаю остальное. Итак, каким образом он пришел к власти? С помощью оружия, насилия и заговоров вместе с бесчестными людьми, что обычно для тиранов, при том что вы этого не желали и тяготились этим. 4. Ну и после того как Тарквиний взял власть в свои руки, оставим в стороне способ ее получения, неужели он воспользовался ею так, как подобает царю, беря пример с предшественников, которые и словом и делом постоянно претворяли в жизнь то, благодаря чему передали город своим наследникам более богатым и более сильным, чем сами получили? И кто, находясь в здравом уме, мог бы такое вымолвить, видя, в какое плачевное и худое состояние мы все им приведены?
LXXXI. И я обхожу молчанием какие бы то ни было наши, патрициев, напасти, узнав о которых, заплакал бы любой из врагов, так как нас осталось в живых совсем немного из многолюдства, и мы из великих превратились в униженных и впали, будучи ранее сильными и счастливыми, в бедность и ужасную нужду, лишившись всех богатств. Ведь из этих блистательных, внушающих благоговейный трепет великих людей, благодаря которым наш город некогда был знаменитым, одни погибли, другие бежали из отечества. 2. Но в каком состоянии находятся ваши дела, плебеи? Разве он не лишил вас законов, не лишил собраний для проведения священных обрядов и жертвоприношений, не положил конец вашему участию в избрании должностных лиц путем голосования, членства в народных собраниях, касающихся дел общины, но вынуждает, словно купленных за серебро рабов, мучиться тем, что достойно позора, тем, что вы, изнуряемые в преисподних и подземельях, вырубаете камень, валите лес, перетаскиваете тяжести, не получая ни малейшего отдыха от этих тягот? 3. Так когда же настанет предел бедствиям и до каких пор мы будем терпеливо сносить все это? Когда отечество возвратит свободу? Когда умрет Тарквиний? Клянусь Юпитером! И что же настанет у нас тогда не хуже нынешнего? Ведь мы получим трех Тарквиниев от одного корня и во многом более нечестивых, нежели их родитель. 4. Ведь если он, превратившись в тирана из частного лица, сразу стал дурным, знатоком злодеяний, свойственных тиранам, какими же, нужно думать, вырастут те, кто от него родился, у которых и дурное происхождение, и дурное воспитание, и которым ни увидеть, ни выучиться чему-либо, что делается разумно и прилично для гражданина, не довелось? И чтобы вы не изучали их проклятую природу, но точно узнали бы, каких щенков вскармливает на вашу голову тирания Тарквиния, посмотрите на дела одного из них, старшего.
LXXXII. Перед вами дочь Спурия Лукреция, которого тиран, уходя на войну, назначил префектом города, и супруга Тарквиния Коллатина, родственника тиранов, много страданий перенесшего по их милости. И она, конечно, блюдя свое достоинство и любя своего мужа, как и пристало доброй жене, когда на ночь глядя к ней явился Секст, радушно принятый ввиду своего с ним родства, а Коллатин тогда был в отлучке в лагере, не смогла избежать необузданного высокомерия тирании, но, словно пленница, взятая принуждением, претерпела то, чего свободной женщине терпеть не пристало. 2. Негодуя и полагая, что оскорбление невыносимо, она открылась отцу и остальным родственникам
в постигших ее горестях и после скорбных просьб и мольб об отмщении за ее беды, она, вытащив спрятанный в складках платья кинжал, плебеи, на глазах у отца вонзила железо в собственное тело. 3. О ты, удивительная и достойная многих похвал за благородный выбор, ты умерла, ты погибла, не вынеся тиранической наглости, презрев все радости жизни, лишь бы не выпало еще раз перенести такое. После всего этого ты, о Лукреция, имея женскую природу, обладаешь духом благородного мужа, а что же мы, родившиеся мужами, оказываемся в доблести ниже женщин? И если тебе, понеже с тобой в одну только ночь обошлись тиранически, отняв у тебя незапятнанную честь, смерть показалась милее и блаженнее жизни, разве нам не придет в голову подумать то же самое нам, у кого Тарквиний, правя тиранической властью не один день, а уже двадцать пятый год, отнял все удовольствия жизни, лишив нас свободы? 4. Невыносима нам, плебеи, жизнь среди подобных непрерывных несчастий, нам, потомкам тех мужей, которые считали правильным творить добро для других и взвалили на себя ради славы бремя неисчислимых опасностей. Но всем нам нужно выбрать одно из двух: или свободную жизнь, или смерть со славой. 5. И час, о котором мы молили, наступил Тарквиний отлучился из города, а патриции предводительствуют в предприятии. И если мы со рвением приступим к делу, у нас ни в чем не будет недостатка: ни в людях, ни в средствах, ни в оружии, ни в военачальниках, ни в каком бы то ни было снаряжении для ведения войны ведь город полон всего, и позор считать, что мы правим и вольсками, и сабинянами, и великим множеством других народов, а сами продолжаем быть рабами и предпринимаем в угоду Тарквинию многочисленные войны, а для свой свободы ни одну.