Отвернувшись, прижимаюсь щекой к боковому стеклу.
Незнакомец общается с военными. Фигуры с автоматами просвечивают машину фонарями. Сердце отбивает тревожный барабанный ритм.
Он возвращается. Нас пропускают, машина снова набирает ход.
Эй. я протягиваю руку и дотрагиваюсь до его ладони. Как тебя зовут?
Незнакомец смотрит мне в глаза впервые с момента встречи.
Ян.
Я не могу сходу назвать его возраст, но вряд ли он старше тридцати; симпатичен и хорошо сложен, но до пугающего холоден глядя на него совсем не кажется невозможным, что меньше получаса назад он хладнокровно казнил трех человек. Зачем он убил безоружного? Будет ли об этом вспоминать, приснятся ли ему их мерзкие рожи?
Мне вот точно приснятся.
Я придвигаюсь ближе и кладу голову на его плечо. Закрываю глаза.
Спасибо, Ян.
Он не отвечает.
***
Просыпаюсь. Снаружи день, машина стоит. Ян кивком манит за собой.
Где мы? Что это за место? спрашиваю, пытаясь проморгаться от яркого света, пока мы двигаемся к невзрачной трехэтажной постройке.
Гуманитарная миссия.
Вокруг мельтешат неприятные лица: гладко выбритые, костлявые, покрытые странными татуировками. Они похожи на водителя, но намного более отталкивающие. Не сразу понимаю в чем дело, потом вижу в их глазах, они совсем пустые.
Кто эти люди?
Волонтеры.
Внутри здание выглядит совсем иначе. Мы проходим через гигантские металлические ворота: массивные и настолько широкие, что, наверное, за ними можно пересидеть даже атомную войну. Спускаемся на лифте и то ли он такой неспешный, то ли шахта уж очень глубокая, но время в нем течет медленно, словно сгущенное молоко.
Внизу вижу женщину настоящую красотку, одетую стильно и строго, но с уставшим, стареющим лицом. Поймав мой взгляд, она отворачивается, ускоряет шаг и быстро исчезает из вида. Так поступают почти все, кто встречается на пути, другие же и вовсе делают вид, что меня не существует. Только татуированные, благоговейно расступаясь перед Яном, бросают нечитаемые взгляды.
Я будто сделала что-то не так. Заставила всех этих людей обратить на себя внимание какой-то неуместной, бестактной выходкой. И подземные коридоры с каждым шагом становятся все более темными, все более тесными.
Я ежусь, покрепче хватаю Яна за руку. Говорю, мне страшно, мне не нравятся все эти люди.
Они просто очень устали. отвечает он.
Куда мы идем?
Пришли. он отворяет массивную дверь и достает ключи. Располагайся.
От легкого толчка в спину я ныряю в дорогие гостиничные апартаменты. Не верится, что это действительно для меня. Наверное, только очень богатая женщина может позволить себе такую обстановку. Почему-то кажется, здесь живет именно женщина.
В помещении царит беспорядок, а у самого входа возвышается гора нераспакованных коробок. С каждой секундой глаза все больше разбегаются, но тусклое освещение не дает осмотреться как следует. В самом центре холла несколько тускло-красных ламп озаряют своим светом большой металлический ящик странная и жутковатая картина.
Вдруг лязгает за спиной дверь и ключ поворачивается в замочной скважине ключ.
Вздрогнув, задеваю одну из коробок и что-то со звоном вываливается на пол.
Меч. Настоящий, наверное, рыцарский меч, почти как в фильмах, но без золота и драгоценных камней. Почему-то странного, коричневатого оттенка, будто не из железа. Я никогда не видела ничего подобного, но с первого взгляда чувствую, что это вовсе не киношный реквизит. Совсем нет. Это одна из тех вещей, в которых чувствуется история. Одна из тех вещей, что даже оказавшись в совершенно пустой, грязной комнате с голыми стенами, сделают ее музеем.
Несколько раз взмахиваю перед собой тяжелым клинком и со свистом рассекаю воздух. Чувствую себя увереннее, бережно заворачиваю оружие в ткань и возвращаю на место.
Посторонний звук.
Из металлического ящика появляется бледная нога в сетчатых стриптизерских колготках. Хочется хихикнуть. Но колготки-ли это? Затем такая же рука с длинными, нарощенными ногтями. А ногтями ли? Потом происходит что-то совсем странное: я вижу ярко-желтые змеиные глаза с двумя парами зрачков и все прочее перестает иметь значение.
Глаза медленно увеличиваются в размерах, заполняют собой сначала помещение, а затем и мой разум.
Ни страха, ни войны. Ни Гектора, ни Яна. Все это есть, по-прежнему существует, но в уголках сознания столь же далеких, сколь и незначительных.
Гипноз? Ну и пусть. Главное, что мне хорошо и совсем не страшно.
Марьям
Все утро трещит голова. Надо было меньше пить. Впрочем, я слышала, что у запойных алкоголиков не бывает похмелья, а значит, пить больше тоже неплохой вариант. Но прямо сейчас даже воображаемый запах вина вызывает тошноту.
Жутко хочется на ком-нибудь сорваться. Увы, хорошее воспитание и свойственная от природы доброта не позволяют отыскать жертву среди ни в чем не повинных. И как назло, впервые за долгие месяцы, в этой кишащей дегенератами и прочим отребьем дыре все словно сговорились вести себя идеально.
Только ближе к обеду я наконец обнаруживаю подходящее тело.
К великой радости, обычно у меня нет никаких дел на этом этаже: он насквозь пропах резкими запахами пива, дешевых дезодорантов и маскулинности, здесь днем и ночью делают ставки на исход войны, обсуждают футбол, машины и содержимое моего бюстгальтера. Затем снова футбол. Спорт, тачки, сиськи. Тачки, сиськи, спорт. И, конечно же, война. Бесконечный круг бесконечно возвышенных интересов.
Вокруг рябит от изображений десятков экранов, хриплые голоса вперемешку с радиопомехами звучат из валяющихся на полу наушников.
Целая группа наемных работников с многочисленными военными специальностями должна сидеть здесь 24 часа в сутки и анализировать происходящее в зоне боевых действий, составлять прогнозы, обеспечивать нашу собственную безопасность и координировать охотников: направлять их туда, где исчезновение нескольких человек не вызывает подозрений.
Короче говоря, в самый разгар боевых действий здесь должна кипеть работа. Но именно сейчас для полного антуража не хватает только блуждающего по коридорам перекати-поля. Единственный же человек в поле моего зрения и формальный начальник всего этого петушиного клуба, досматривает десятый по счету сон. Развалившись в кресле, закинув ноги на клавиатуру, с завидной безмятежностью похрапывая.
Пинаю его по голени. Он дергается, приоткрывает глаза, лениво шевелит ресницами.
Где все?
С минуту он зевает, протирает глаза и наконец позволяет себе окинуть взглядом полное отсутствие своих подчиненных.
Хм Странно. Часа четыре назад все были здесь.
Твои отчеты полное дерьмо.
М Че за отчеты?
Об оперативной обстановке на фронтах.
Боже, да что ты понимаешь в оперативной обстановке, женщина? он картинно вздыхает и ни мало не смущаясь моего испепеляющего взгляда, позволяет созерцать свои сонные потягивания.
В наушниках слышится грохот, один из голосов обрывается и целиком уступает место помехам. Второй по прежнему не оставляет попыток докричаться.
Там что-то происходит. киваю я.
Мерат подбирает наушники, прислоняет к уху и несколько секунд вслушивается с крайне сосредоточенным лицом. Пожимает плечами.
Кто-то отправился в Вальхаллу.
Не глядя отбрасывает наушники в сторону.
Ты халтуришь. Может, я и не военная, но точно не идиотка. Твой утренний доклад занял пол страницы.
Краткость сестра таланта, мамочка.
Не называй меня так. Нет у тебя никакого таланта. Не понимаю, зачем Они тебя держат.
Затем, что в отличие от тебя, Им хватает мудрости ценить меня по достоинству.