Мужчина молчал. Он вспоминал Берлин и цветущие каштаны. Вспоминал, что там, хоть он и искал жемчужины, было совсем легко. Было так, словно он чувствовал себя полностью живым человеком. Это было ощущение комфорта и желания жить, которое напрочь пропадало, стоило ему вернуться в Москву.
Я всё думаю про того незнакомца, которого ты видел задумчиво проговорила Настасья Филипповна. Если такие, как мы, есть и там Они ведь никому не служат, Германн. А мы их ищем? Не за тем ли, чтобы он их сломал? Может, мы не жемчужины ищем? Точнее, не только их
Тише! взмолился Германн. Я написал. Я написал ему. Я спросил: вы заметили меня, потому что мы похожи? Если да, что мне делать? И вот ответ.
Германн трясущейся рукой протянул женщине телеграмму. На скомканном клочке бумаги красовалась фраза: «Du darfst nicht sterben! LOS!» («Не смей умирать! Беги!»).
Настасья Филипповна тяжело вздохнула. Недоговорки Чёрного Человека. Очевидные попытки сломить их волю. Поиск жемчужин. Правда о том, есть ли за пределами страны кто-то такой же, как они. Эксперименты. Охота на чужих авторов. Странный витраж из загадок.
Германн, может ли быть такое, что когда мы делаем когда мы стараемся мешать новым авторам, может, они тогда ломают жизнь кому-то из нас? Это замкнутый круг?
Такое может быть.
Зачем? спросила Катерина. Зачем ему нужно, чтобы тем, кто нас создал, было больно? Разве они не вымещают свою боль и злость на нас? В тексты? Вы вообще уверены, что мы первые, кто ищет жемчужины? Может, до этого ожерелья было ещё какое-нибудь? И кто-то мешал тем, кто создавал нас. И нас сделали такими?
Германн и Настасья смотрели на девочку и боялись произнести хоть слово. Ведь в глубине души им казалось, что Катерина права.
***
Странная компания спешила по Остоженке. Одетые по последней моде трое молодых мужчин, молодая девушка с маленькой собачкой и женщина средних лет. Люди, проходившие мимо, с любопытством оглядывались.
Зачем мы так разоделись? спросил Дубровский. Нам же просто нужно попасть в усадьбу, посидеть там и сделать так, чтобы Пьер или Муму что-то вспомнили.
Для конспирации, сказала Солоха. Я сопровождаю иностранную группу. Туристы, приехали посмотреть на страну победившего социализма.
Ты же знаешь, что та усадьба сейчас жилой дом.
Да, именно поэтому для вас там есть небольшая комнатка, куда я вас заселю, победоносно сказала Солоха.
В бывшей усадьбе суетились люди, пахло едой, не то супами, не то жареной картошкой. Практически ничего не напоминало о том, кто жил здесь до того, как это место стало коммунальной квартирой.
Солоха встретилась в холле с усатым мужчиной, сунула ему смятые рубли, он кивнул, хотя долго рассматривал собаку. Кажется, сомневался, можно ли пускать собаку в дом, но Солоха добавила ещё несколько купюр.
Компания вошла в комнату. Облезлые обои. Рисунки на стенах, пыль, грязь. Наташа встала возле подоконника и брезгливо провела по нему пальцем, который покрылся плотным слоем пыли и жира.
Фу, скривилась графиня.
Дубровский бесцеремонно приземлился на кровать. Андрей осмотрел состояние печки.
Ну, нам здесь не жить, заключил князь.
И слава Богу! выпалила Наташа.
Пьер всё ещё держал Муму на руках.
Чувствуешь что-нибудь? спросил он собачку.
Ничего. Почти. Ночи дождаться надо.
Чтобы никто не мешал их маленькому ритуалу, Солоха приготовила на кухне травяной чай, чудесный запах которого быстро распространился в каждую комнату, усыпляя жителей коммунальной квартиры. Конечно же, каждый из Книжных Червей получил противоядие от этого запаха. Время рассчитали идеальное: Вальпургиева ночь, Белтайн, когда даже те миры, в которых совсем нет магии, становятся немного волшебными.
На полу Солоха разложила травы и драгоценные камни. Очертила круг. Расставила свечи и в центре разложила жемчужины. Андрей коснулся рукой двери, и тонкие ветви укрепили дерево так, чтобы никто не мог помешать и войти в комнату. Пьер и Муму сели в круг и закрыли глаза. Огоньки плясали перед их лицами, погружая в забытье.
Пьеру казалось, что они бродят по дому вместе с Муму, открывают двери, но за ними лишь пустые комнаты и бесконечные старые коридоры, напоминающие лабиринт. Дом пах плесенью и старостью. Муму бежала вперёд по лестнице, в ту комнату, которая принадлежала Барыне, но в ней нашла лишь старое разбитое зеркало.
Герасим! крикнула собака.
Но лишь эхо разносило её лай по дому.
Здесь ничего нет, сказал Пьер. Мы видим пустой дом, таким, каким его помнишь ты. Мы видим запахи или пустоту, мы не видим людей. Здесь нет никого, кто может что-то знать. Ты не можешь вспомнить то, чего уже не застала.
Ещё. Поищем. Давай, твёрдо сказала собака и бросилась вперёд по коридорам. Муму помнила, что её воспоминания начинаются с того момента, как она выплыла из реки. Пьер и Муму выбежали во двор. Все деревья казались засохшими, повсюду был туман, плотный, как молоко. В этом тумане Муму почувствовала запах. Такой, который нельзя было описать ни человечьим, ни собачьим языком. Таких запахов не существовало. И она бросилась на этот запах.
Посреди двора стояла железная изгородь. От её прутьев исходил этот запах.
Ты чувствуешь? спросила Муму. Но Пьер лишь покачал головой. Эта изгородь пугала его.
Муму вглядывалась в прутья. Она слышала, как капает на землю вода, сливаясь с каплями дождя. У этих капель был не только другой запах, но и звук был другой.
Капли падали на землю, впадали в маленькие ручейки, что образовывал дождь, вода стекала по улицам города. Вода стекала в реку.
«Ты подойдёшь. Расскажешь потом, чем эта история закончится, и принесёшь цацку», прозвучал в голове у Муму голос. Бархатный. Очень высокомерный, игривый, презрительный и хитрый.
И Муму завыла от боли.
Солоха бросилась тормошить Пьера и Муму, но те не просыпались.
Чёрт. Там что-то происходит! выругалась ведьма. Володя, воды!
Дубровский, ни секунды не думая, вылил на Пьера и Муму заранее приготовленное ведро воды, но те не проснулись. Оба бились в конвульсиях на полу. Они не издавали ни звука, но им явно было очень больно. Наташа вскочила в круг, достала небольшую бритву, которая висела у неё на чулке, и полоснула ей по руке Пьера, но кожа осталась нетронутой.
Андрей смотрел на ритуал, который пошёл не по плану, и понимал, что находится и в этой комнате и не в ней одновременно. А затем ему показалось, как чьи-то руки схватили его за плечи.
Меня ищешь? прозвучал в его ушах жуткий голос.
Реальность исказилась.
Андрей стоял как вкопанный. Он чётко видел всё, что было, есть и будет. Он видел лица разных людей. Они говорили на разных языках. Они умирали в мучениях. Сходили с ума. Выплёвывали лёгкие от туберкулёза, убивали себя: стрелялись, вешались, топились, пытались отравиться. Они умирали в бедности и от одиночества. Они умирали от инфарктов и инсультов. Молодыми. Стариками. Умирали. Умирали. Умирали. Умирали. Умирали.
Их сознание погружалось во тьму. Они пытались сказать, назвать его имя. Пытались запечатлеть. Рассказать. Но впервые в жизни им не хватало слов. И оставался последний выбор. Назвать его. Назвать. Вспомнить. Они кого-то звали. Звали в ужасе. Кого-то или что-то. Звали в поисках спасения. Кого-то или что-то.
Что ты такое? прошептал Андрей, пытаясь отмахнуться от всех умирающих.
Я расскажу тебе. Приходи один. В подвалы Политехнического музея, ответил пустой голос.
***
Когда Андрей пришёл в себя, он лежал на своей кровати. Рядом спала Наташа.
Где Пьер? спросил Андрей в ужасе, резко садясь на постели.
Наташа пробормотала что-то сквозь сон, а затем окончательно проснулась.
Всё хорошо, любимый. Всё уже хорошо. С ними хорошо всё, сбивчиво ответила девушка.
Сколько я спал? с облегчением выдохнул Андрей, вновь падая на подушку.