Дома и церкви Данцика свидетельствуют о примерах итальянского ренессанса; одни из его ворот имитируют работу Саммичеле в Вероне; а способная молодежь города поощрялась даже «стипендиями» или «выставками», чтобы получить в Падуанском университете юридические знания, которые, подобно jus civile в сенаторском Риме, считались самым необходимым и самым почетным образованием в торговой республике. В Данцик, как и в остальную Германию, семидесятый век принес бедствия Тридцатилетней войны; он принес также, и особенно, череду междоусобных войн, пограничных набегов, совершаемых честолюбивыми и неспокойными авантюристами, и усилил жестокость контраста между хищным богатством и недовольным населением. Правительство все больше переходило в руки клики; а народная масса, лишенная возможности пользоваться служебными благами, свободно обвиняла правящий класс в нечестности и кумовстве. В 1734 году город, из-за того, что в его стенах укрылся Станислав Лечинский, французский кандидат на корону Польши, подвергся ожесточенной пятимесячной осаде русских войск, которая закончилась его капитуляцией и выплатой тяжелой денежной репарации победителям.
Польская катастрофа стала также крахом независимости для Данциха. В этом падении было несколько этапов. В 1772 году произошло первое из тех национальных преступлений, которые известны как разделы Польши. В соответствии с этим соглашением, по которому к Пруссии отошли все остальные польские области к западу от Нижней Вислы, Данцик получил номинальную автономию. Но Фридрих Великий был недоволен этими условиями, навязанными ему ревностью России и других держав. Владение Данциком было необходимо для торгового единства его королевства. Поэтому он занял свои позиции в окрестностях он был хозяином форта Вейхсельмунде у гавани, а также внутренних районов и сделал это место слишком жарким для его жителей. Таможенный барьер настолько полностью закрывал город со всех сторон, что патриции, навещая свои пригородные резиденции в Оливе или даже в Лангефуре, расположенном за воротами, вынуждены были терпеть наглость, а возможно, и поборы таможенных чиновников, которые с любопытством расспрашивали их о вине и провизии, которые они привозили с собой. Даже простые формальности douane1, которыми занимались французские служащие, могли вызвать раздражение, когда их выполняли в таких мелочах. Городской совет, понимая опасность ситуации, предпринял попытки компромисса с Пруссией; но их усилия были сорваны невежественными криками об измене, которые исходили от низших слоев населения.
Пока длился этот конфликт в вопросах таможни, Генрих Шопенгауэр, который весной 1773 года возвращался домой после долгого отсутствия в чужих краях, имел беседу с прусским королем в Потсдаме. Разговор, естественно, зашел о практически блокированном городе. Король убеждал купца поселиться в Пруссии, и хотя его доводы не возымели действия на человека, чей девиз был Point de bonheur sans liberte, он послал республиканцу официальное разрешение, позволяющее ему беспрепятственно поселиться на любой части прусской территории. Таким образом, в течение нескольких лет эта досадная слежка продолжала беспокоить жизнь и разрушать торговлю Данцика, по крайней мере, тех его частей, которые все еще находились за пределами прусского владычества. В один из таких случаев, уже в 1784 году, командующий войсками инвеституры, разместившийся в доме старого Андреаса Шопенгауэра в Оре, предложил продемонстрировать свое уважение к любезности своего гостя, разрешив пропускать через линию фураж для прекрасных лошадей, которыми славился сын его хозяина Генрих. «Передайте командиру, ответил тот, когда предложение было доведено до его сведения, что мои запасы полны, и когда они закончатся, мои лошади будут убиты».
После смерти Фридриха Великого в 1786 году наиболее легкомысленные жители Данцика радовались, как будто все опасности остались позади. Но более мудрые головы рассудили иначе. Если немецкое оружие и не снискало славы в походах против революционной Франции, то оно, по крайней мере, было достаточно сильным, чтобы окончательно утихомирить республиканские беспорядки в Данцике. В соответствии с программой второго раздела Польши, 8 марта 1793 года прусский корпус прибыл в город, чтобы завершить аннексию; и после нескольких недель отсрочки, предоставленной генералом, чтобы унять гнев преданного народа, Данцик перестал существовать как «вольный город». Шопенгауэры не стали дожидаться конца. Как только появился враг, Генрих решил уехать; с женой и ребенком он ночью отправился в свой загородный дом, а на следующий день поспешно двинулся через Померанию по дороге в Гамбург. Этот переезд был дорогостоящим делом, связанным не только с естественными потерями от поспешной принудительной реализации капитала, но и с дополнительным наказанием в виде пошлины в размере 10 процентов, которую кандидат на экспроприацию должен был уплатить фискальным властям.
Так в возрасте пяти лет Шопенгауэр последовал за своими родителями в изгнание. Хотя они поселились в Гамбурге, и хотя отец занимался там бизнесом в течение следующих двенадцати лет, он так и не стал натурализованным гражданином. Что-то сломалось в гордом духе. Он отказался снова ступить на землю Данцика и лишь раз в несколько лет разрешал жене навещать родственников. И все же влияние торговой республики сыграло первостепенную роль в формировании характера отца и сына. Как и во всех подобных влияниях, в нем есть свое добро и свое зло. Его благо это бесстрашие и смелость взглядов, независимость суждений, прямота и простота целей. С другой стороны, республиканизм в таких масштабах склонен быть гордым и недисциплинированным, порождать анархический нрав, не способный работать в регулярной упряжке или вносить свою лепту в совместный труд. Руководители крупных фирм легко впадают в повелительное, диктаторское и эгоистическое настроение. Весь город с его олигархической формой правления испытывает недостаток в цивилизующем эффекте регулярной власти, переданной в руки того, кто слишком высок, чтобы быть простым деспотом. Беззаконие духа, действующее среди пут искусственной правовой системы, способствует формированию необузданных характеров, которые больше стремятся обеспечить свои права, чем внимательно относятся к своим обязанностям. Чисто меркантильная жизнь сопровождается определенной грубостью и жесткостью. О нравах этого места можно судить по тому, что для охраны больших зернохранилищ на Зерновом острове держали дикую породу собак, хотя известно немало историй о несчастных лодочниках с кукурузных барж, которые без всякого злого умысла укрывались в этих сараях и были разорваны на куски своими клыкастыми стражами. Многие черты физического и психического склада такого города вновь проявляются у Шопенгауэра. Из семьи и города банкиров и торговцев, чьим главным интеллектуальным занятием является юриспруденция, а культура не выходит за рамки поверхностного лоска искусства и литературы, он первый отпрыск, который выходит на более высокие рубежи интеллектуальной жизни. При таком переходе силы из одной сферы в другую в новой фазе неизбежно будет присутствовать определенная безлюдность, но также и несомненная энергичность, честность и даже большая оригинальность. Новая сила свежа, спонтанна и не затаскана; она более цельная, менее рассеянная побочными целями и второстепенными соображениями.