До райцентра от деревни было полчаса ходьбы, и если она оказывалась вечером на его улицах, то сами собой зажигались от её появления фонари, а товары в «Пятерочке» пробивались у всех покупателей по цене ноль рублей, так что приходилось вызывать компьютерного техника, чтобы тот исправил непонятно откуда закравшуюся ошибку.
Часто разговор с незнакомцами она начинала со слов: «Кого-то вы мне напоминаете. Возможно самого себя!» Если кто-то приглашал её в гости, то она просила называть этаж не от земли, как обычно, а от чердака. Можно было подумать, что приземлится она собирается на крышу. Возможно, таким образом она специально создавала мистический ореол вокруг своей личности, а может быть и вправду предпочитала так обходить вечно неисправные домофонные замки на дверях парадных.
Но если вдруг кто-то обижал её, она говорила этому человеку: «Иди рожать детей». Через какое-то время дети действительно появлялись, а вместе с ними, ведь времена были тяжелые, голод и нужда. После таких происшествий обидчики её навсегда замолкали и больше не говорили о ней ни плохого, ни хорошего, ни в лицо, ни за глаза.
Когда N, гуляя с каким-нибудь человеком, неожиданно приглашала его к себе, она заваривала чай на расстоянии с помощью телепатии так, чтобы, перейдя через порог её дома, можно было сразу приступить к трапезе. Когда она хотела приготовить пирог, но у неё не было сахара, она читала над тестом список российских городов, в которых никогда не бывала, и с каждым наименованием оно становилось слаще.
Когда на улице ей хотелось пить, но рядом не было колодца, она становилась дождём и пила воду из луж.
N вступила в районное общество святых и за неимением других участников довольно быстро стала его председателем. Прознав о нём, к ней стали проситься влекомые красотой предводительницы различные проходимцы. Одному она сказала: «Ты сначала прекрати смотреть футбол раз в восемь лет», другому сказала: «Прекрати во сне пить пиво и вино», третьему: «Прекрати воровать дождевую воду из водосточных труб». Так и осталась она в этом обществе одна.
У неё был дом, но спать она предпочитала на свежем воздухе, ничем не накрываясь, и всем остальным также советовала не укрывать себя одеялом: «Так миру идей будет проще проникнуть в ваши сновидения». Так как в деревнях скамеек не было, а в городе неподалёку на скамейках лежать не разрешалось, то, чтобы среди ночи никто на неё не наступил, спала она на железной дороге в углублении между двух рельс, постелив под спину солому. Если проезжал поезд и будил её, то для успокоения нервов она доставала из сумки египетскую книгу мертвых и читала, пока сон снова ею не овладевал.
Однажды с утра после проехавшего состава она встала со шпал на глазах у насмерть перепуганного работника ЗАГСа. Заметив замешательство чиновника, она попросила его выдать ей свидетельство о смерти, что тот и поспешил сделать. Так странно получилось, что серия и номер свидетельства совпали с данными её паспорта. Позже N купила билет на экспресс, а внутрь хотела попасть по свидетельству, однако в этом ей отказали, сославшись на то, что по закону попасть в вагон можно исключительно по основному документу гражданина. «Что ж, поезд, наверное, не в рай шёл», решила она.
Однажды N cконструировала из различного хлама, найденного на улице, особенный передатчик. Он собирал радиоволны из прошлого, которые уже улетели далеко в космос. Как-то раз она услышала песню на йеменском радио и ей пришлось выучить арабский, чтобы написать письмо в Йемен и спросить, как называлась та удивительная композиция, которая звучала на их станции в 1989 году 20 декабря в 13:18. Тогда-то и выяснилось, что одна башкирская семья, живущая в её деревне, подкладывает под подушку детям не Коран, как думали родители, бабушки и дедушки, а уголовный кодекс СССР за 1926 год, переведенный на дореформенный башкирский язык, писавшийся арабикой. Зарабатывала на жизнь N так: крала у детей детство, а потом обменивала им же на глупые шутки, которые оптом продавала городской газете, и весь город смеялся так, что тряслись окна, испуганные вороны оглядывались по сторонам и оттого врезались в столбы.
Пробовала она работать и печником, но новых домов, а стало быть и очагов в тех местах никто не строил, а проблему холода в старых она определяла просто дело чаще всего было не в печке, а в вечной сырости и в дровах, которые она советовала следующим же коротким летом немного подсушить, и за этот совет ничего не брала.
Был у N любимый соседский конь, к которому относилась она как к своему. Звали его Орлик. Кони тоже болеют Заболел и Орлик, но бессильно было в данном случае её чародейство. Не умел он читать, не удержал бы в копытах газету «Светлый путь», да и на водосточную трубу вряд ли мог бы забраться. Оставался только один путь традиционное лечение, на которое ни у неё, ни у соседа не было средств. Всё умеют святые, но не умеют они делать деньги. Газета платила ей жалкие гроши, которых хватало лишь на то, чтобы раз в два года сменить платье. И вот по одной из радиостанций услышала N объявление: «Сдайте свой пистолет в ближайший полицейский участок и получите пятьсот долларов». Давно не различала она языков и названий валют. Всё звучало в её сознании так, будто это наречия разных концов одной очень большой деревни. И в ветре она слышала различимые и понятные ей слова, и в шуме дождя. Потому не поняла она, что государство скупает оружие у населения не в России, а в беспокойной Америке.
И она решила покрасить деревянный пистолет в чёрный и сдать властям под видом настоящего. Вот пришла она с ним в отделение полиции райцентра, но там над ней посмеялись и сказали, что не получали такого распоряжения. Что ж, тогда Тула. И она садится на автобус до Тулы.
Странные времена, ничего не скажешь, когда автовокзал по виду мало чем отличается от тюрьмы. Обтянут он по всему периметру колючей проволокой, стоят на входе и выходе металлоискатели, рядом с ними прохаживаются вооруженные стражи порядка. Тревожно ей стало от всего увиденного. Да и часто ли святые или пророки проходят через металлоискатели? И есть ли между ними разница? Пишут мудрые люди, что святые борются с соблазнами, а пророков сам Господь от них оберегает. Так что вам судить, кем была N до своего прибытия на Тульский автовокзал.
Истошно зазвенела рамка рентгена
Будьте добры, выложите все металлические вещи на стол и пройдите снова.
Серьги тоже снимать?
Серьги не надо.
N выкладывает монеты и проходит ещё раз. Опять пронзительная трель.
Смотрите, что у вас есть ещё металлического, наверняка телефоны, ремни.
Нет, ничего такого нет, только деревянный пистолет.
Доставайте, может в нём есть металлические вставки.
Вот N достаёт пистолет, удивительно похожий на настоящий. Обеспокоенный контролёр подзывает полицейского.
Скажите, как к вам в руки попала эта вещица?
Что за вещица? Ах это Это так, безделушка, валялась всегда под ногами И я подумала, что можно поехать в город и продать её на барахолке в числе прочего
Так-так. А вы не могли бы аккуратно положить её на стол? Да будет вам известно вы держите в руках пистолет.
Да вы что, какой же это пистолет, говорит N. Это же просто деревяшка, игрушка, вот смотрите, и начинает вертеть им перед глазами полицейского, нажимает на всё ещё деревянный, как она думала, курок.
Раздаётся выстрел. Потом ещё один, уже поразивший её.
Хотя в деревне и городе её знал каждый, на похороны к N никто не пришел. Никто, кроме тех, кто носил возле сердца или в одном из отделений кошелька одну из подаренных ею оловянных рыб. Это были своего рода купленные ею души. Кто-то прочитал вслух над могилой очистительную молитву: