Блинчики с начинкой завернула, пирожков тебе в дорогу ещё вчера напекла! Чайник, поди, ещё горячий, наливай!
Они прошли на кухню. Мир стал торопливо пить чай с блинчиками: время поджимало. Бабушка ворчала на жизнь, на проклятую войну, наставляла внука, чтобы тот берёг себя, одевался тепло, не мокнул, не мёрзнул, не голодал. Просила бога, чтобы тот был с Миром, чтоб оберегал его. Мир любящими глазами благодарного внука смотрел на неё, а в голове сменяли друг друга картинки вчерашнего вечера, ночи, раннего утра. Все они были связаны с Надеждой. Зазвонил телефон: это Алекс переживал, не опоздает ли друг. Успокоив его, Мир попрощался с расплакавшейся бабушкой, схватил заранее приготовленный рюкзак, засунул туда пирожки и помчался в пункт отправки. Тяжёлые думы комом лежали у него на душе.
В пункте сбора было много народу. Отметившись, Мир стал искать Алекса. Но тот сам нашёл его:
Привет, герой-любовник! Ну, рассказывай, как ночка прошла?
Хорошо, Алекс. Ты уже оформился? Как родители?
Да конечно, оформился. Проводили меня как? Сам знаешь, без маминых слёз не обошлось, а так всё нормально. Кстати, вон уже наш автобус пришёл, идём грузиться. Ну, как тебе Надежда, рассказывай! И где твоё мне спасибо, что я сестру попросил с кем-нибудь тебя познакомить? А то на войну так девственником бы и уехал! Или у вас не было ничего, а, друг, колись?! шутил Алекс, пока они усаживались в автобус. Что касается девственника, так это он, конечно, просто так брякнул: знал ведь прекрасно, что у Мира были девушки само собой, далеко не в таком количестве, как у него, но всё же были.
Спасибо тебе, Алекс, всё было отлично! Но ты же знаешь: я не болтун, как ты! Рассказывать ничего не буду. Так спать охота, просто вырубает, давай поспим! ответил Мир, удобнее откидываясь на спинке.
Ещё друг называется! Я для него, а он Ну хоть ждать-то тебя пообещала?
Да, пообещала ответил Мир, закрывая глаза и желая лишь одного чтобы друг отстал с вопросами. Пытаясь уснуть, он вспоминал то Надежду, то плачущую бабушку. Автобус, тронувшись с места, прокатился по знакомым улицам города и выехал на трассу. Усталость наконец-то взяла своё, и Мир забылся в глубоком сне.
Эта грёбаная война
Война это ад на земле. Ад, созданный самим человеком в вечном его стремлении «доминирования, авторитаризма, гегемонии и прочей мерзкой сути отдельной кучки сильных мира сего. А простой человек, солдат лишь заложник ситуации. Где война для него становится кровавой лотереей, лотереей ценою в жизнь. Взрывы, разрывы, подрывы и их осколки, огонь, разрушения, свист пуль, пронизывающих пространство, всё это пытается тебя убить, покалечить, если ты на войне» записал Алекс в своей маленькой записной книжке и, прочитав вслух Миру, продолжил:
Мысль моя не закончена, как будто чего-то ещё не хватает. Как считаешь, друг?
Наверное Философ у нас ты, тебе виднее. Вот когда допишешь мысль свою, вновь мне и прочитаешь! ответил Мир, напомнив другу, что когда-то тот поступал в институт на философский факультет. И даже отучился там один курс. Потом, правда, бросил, чем был очень недоволен его отец и частенько ему об этом напоминал.
Ну, давай, Мир, подключайся! Что сам-то думаешь, мысли свои скажи? О войне скажи что-нибудь.
Война это плохо, это больно! уколовшись иголкой, ответил Мир.
Это я уже слышал! Ещё будут описания войны? Мир, отчего так жидко-то? Сколько мы уже здесь? Скоро полгода будет, а ты «плохо, больно» Где скабрёзная, юродивая, абсурдная действительность?
Нет, меня уволь! Сам, всё сам! Видимо, прав был твой отец, ругая тебя за то, что бросил институт. Вон сколько мыслей в тебе сидит! Сколько их появилось, родилось, как только пули над головой начали свистеть да мины прилетать!
И не говори! Война эта шороху мыслям даёт Вот вернусь, когда всё закончится, пойду заново учиться! Знал бы ты, Мир, сколько там красоток было на факультете: и тёмненьких, и светленьких, и рыженьких! Ох, какая огненная шатенка была там одна! Чего я только ни делал, всё равно меня отшила! Эх, золотые были времена! вспомнил Алекс. Здесь, на войне, в нём проснулся мыслитель, и он завёл дневник записную книжку, которой доверял свои размышления, наблюдения и даже фантазии.
Вот именно: учиться, учиться и ещё раз учиться, как кто-то там когда-то завещал пробубнил Мир, продолжив мысли Алекса. Он сидел в одних трусах на пустых ящиках из-под боеприпасов и уже заканчивал латание прохудившейся формы. Их подразделение располагалось в укрытии изрядно потрёпанного артиллерией завода на окраине разрушенного войной города. Кроме Мира и Алекса, в одном из многочисленных его цехов находилось ещё с десяток боевых товарищей. Обустроив мало-мальский быт, каждый солдат занимался чем-то своим: Алекс размышлял, Мир чинил одежду, один из товарищей брился; другой, натаскав воды и найдя подходящую тару, затеял стирку и здесь же развешивал бельё; другой чистил и приводил в порядок личное оружие, а кто-то готовил еду. Остальные несли дежурство на подступах к городу, где была вероятность прорыва врага.
На территории завода зашумели траки боевых бронемашин это свои вернулись с боевого задания. Машины лихо промчались по исковерканным улицам завода, соединяющим его производственные помещения, спеша найти своё укрытие в зданиях.
Прибывшие боевые группы шумно, с руганью и ором, стонами раненых, изнемогающих от боли, стали выгружаться. Тех, кто не мог идти на своих двоих, уносили на носилках; пострадавшие меньше с перевязанными руками, ногами, головами добирались до безопасного места сами. По рации поступила команда: «Всем в укрытие, в небе вражеские жужжи!»
Парни, не высовывайтесь на улицу: жужжи с яйцами и камикадзе летают! крикнул один из проходивших мимо бойцов с перебинтованной головой и исчез в коридорах цеха.
И действительно, сразу же после его слов воздух содрогнулся от мерзкого, писклявого, натужного звука пропеллеров жужжи-камикадзе. Выписывая зигзаги в небе над заводом, периодически зависая на одном месте, жужжа искала, куда ударить. И вот в какой-то момент она устремилась камнем вниз Взрывом была разрушена часть небольшой пристройки одного из зданий. Послышался душераздирающий крик боли: кого-то ранило, и человек взывал о помощи. Громкие стоны перекрыл очередной отвратительный визг пропеллеров. Это был уже другой камикадзе, который, выписывая зигзаги, пролетел мимо и бахнул где-то на другом конце завода.
«Тайда» ранило, что ли! предположил один из бойцов.
Точно, где «Тайд»? Он же уходил за водой, всё со стиркой своей возился! подтвердил «Философ» конечно же, этот позывной был присвоен Алексу.
Взорвалось вроде как раз в здании, где бочка с водой! вторил другу Мир, чей позывной был идентичен имени.
Ты, ты и ты со мной! скомандовал старший группы, появившийся в цеху, как только прогремел взрыв. Затем он доложил по рации командованию, что, предположительно, ранен «Тайд» и что он с бойцами выдвигается на эвакуацию: потребуется помощь.
Четверо бойцов, включая Мира и Алекса, вглядываясь в небо и прислушиваясь к посторонним звукам, покинули свой цех и отправились на помощь «Тайду». Нашли его они под развалинами разрушенной стены: парню прижало ноги кусками бетона, железа и кирпичей. Правую руку чуть ниже локтя срезало, и она висела лишь на коже. Кровавая дыра зияла на месте правого глаза: он вытек из глазницы. «Тайд» стонал от боли. Товарищи освободили его ноги, затянули их жгутами. Мир занялся повреждённой рукой. Он затянул её жгутом в районе подмышки, но не знал, что делать дальше с практически отрезанной рукой. Кто-то подсказал, что нужно просто пока положить её раненому на грудь. Покончив с этими манипуляциями, «Тайда» оттащили под крышу здания. Тут подоспели ещё пара бойцов и медик и сразу же включились в оказание первой помощи. Обе ноги раненого были тоже сильно повреждены, из одной торчала кость. Было много крови, смешавшейся с пылью, которая ещё не успела до конца осесть после взрыва. Хорошо хоть, не были задеты артерии, иначе её могло быть куда больше. То и дело все откашливались, набрав полные лёгкие пыли. Запах крови ударил Миру в нос: он сильно в ней перепачкался, пока возился с рукой раненого. «Тайд» продолжал стонать, проклиная всех и вся.