Похоже, что Генрих Шмеркин с этим сладил.
Могу судить по нескольким опубликованным главам романа, которые мне довелось прочитать.
Пишу не предисловие к роману просто записываю некоторые впечатления о творчестве Генриха Шмеркина.
А роман почитаем
Владимир Порудоминский
Предисловие публикатора
Эта рукопись была обнаружена жительницей Кобленца Юдифью Марковной Четвертовской под окнами корпуса 5 по Oberdörfer Straße, в «русском» квартале германского городка Ифгаузен среди прочих вещей, выставленных из дома то ли в связи с выселением квартиросъёмщика, то ли по причине переселения его в мир иной.
В Германии подобные «выбросы» не редкость, и малоимущий эмигрант может запросто пополнить свой скарб, если будет регулярно совершать обход близлежащей территории. На выбросах можно найти всё, что нужно для человеческой жизни от почти новой зубной щётки до газовой или любой другой плиты.
У Юдифи Марковны нет необходимости рыться в хламе; Юдифь владелица небольшого, но успешного туристического бюро. В прежней жизни она возглавляла кафедру биологии и вирусологии Киевского национального университета.
В Ифгаузен фрау Четвертовская привезла группу русскоязычных экскурсантов. Она обеспечила подопечных недорогим ночлегом, а сама отправилась проведать своих бывших коллег по университетской кафедре супругов Семёна и Асю Грейсманов (тоже, кстати, занявшихся в Германии туристическим бизнесом).
Проходя мимо «социальной» казармы с желтоватыми оспенными стенами, Четвертовская споткнулась об неказистый портфелишко, стоящий на тротуаре рядом с грудой выброшенного хлама; портфелишко опрокинулся, из него вывалилась старенькая шапка-ушанка, галстук-бабочка и пухлая рукопись, первые листы которой были отпечатаны на принтере, а последние на машинке.
Рукопись была озаглавлена «Четвёртая Юдифь».
Будучи человеком тонкой душевной организации, Юдифь Четвертовская усмотрела в заглавии аллюзию со своей персоной и решила с этой рукописью ознакомиться. Она привезла её в Кобленц, начала читать, но ничего похожего на свои жизненные перипетии не нашла. Зато несколько интересных мест, касающихся Семёна Грейсмана и его супруги, обнаружила.
Прекрасно зная, что я тоже занимался когда-то бумагомаранием на ту же тему и даже издал несколько книжек собственного сочинения, Юдифь Марковна передала сей фолиант мне.
История, изложенная в рукописи, меня, в общем-то, тронула. И я решил её опубликовать. Ибо в чём-то судьба героя напоминает мою. Так, например, я тоже жил одно время в Харькове, тоже в частном секторе, и тоже по адресу: Владимирская, 8-а.
Выбросив из рукописи все сомнительные места (как то: живописание коитуса одного из действующих лиц с не своей супругой, воспоминания об отвратительном пьяном дебоше, учинённом главным персонажем в ифгаузеновской синагоге и пр.), я решил взять всю ответственность за подобного рода усекновения на себя.
Поэтому в колонке «автор» мои имя и фамилия.
Неизвестно, что принесёт мне этот благородный поступок, но неприятности уже появились.
Одна украинская газетка за мизерный гонорар тиснула главку из нижеприведенного романа. В ней фигурировал некий С., кларнетист харьковского драмтеатра имени А.С. Пушкина, высланный в конце войны из Вены за мародёрство.
Оказалось, кларнетист по-прежнему живёт в Харькове, недавно отметил 98-летие и даже подрабатывает сторожем в одном садовом товариществе. На здоровье не жалуется, на зрение тоже, и прессу иногда просматривает.
Персонаж звонил уже трижды.
Получается, я, сам того не ведая, оклеветал честного человека. В Вене кларнетист никогда не служил, о чём имеются соответствующие документы. Из рядов Советской Армии был уволен в 1945-м не за мародёрство, а в связи с врождённым пороком сердца, когда в группе советских оккупационных войск проходил воинскую службу под Дрезденом.
Персонаж требует денежной компенсации за моральный ущерб. И вот уже два года грозится подать в суд.
Во избежание подобных казусов впредь я изменил ФИО всех действующих лиц, а также наименования учреждений и др. Коснулось это и названия опуса.
К сожалению, полной гарантии не даёт и эта мера. Ведь ежели какой-нибудь изначальный персонаж рукописи к примеру, Юрий Бенционович Ротшильд, которого я переименовал в Юрия Борисовича Вальсбна, на деле никакого отношения к славной фамилии «Ротшильд» не имел (ибо в Ротшильда Юрия Бенционовича был до меня переименован автором рукописи), нельзя исключать, что всамделишное имя героя как раз и есть Юрий Борисович Вальсон И ещё очень важное. Для придания большей художественности, возможно, стоило выкинуть из рукописи несколько графоманских виршей. И, в первую очередь, длиннющее любовное послание юного героя одной ташкентской студентке. Однако выбросить эту рифмованную боль безответно влюблённого юноши у меня не поднялась рука. И вообще, что касается стихотворных материалов, попадающихся в тексте: читатель спокойно может их перескакивать. Так горный красавец-архар легко перескакивает через сверкающий малахитовый валун, встретившийся на его пути.
Местами в тексте встречаются всевозможные спец, термины. Их «расшифровку» читатель, далёкий от музыкальных кругов и округов военных, найдёт в словарике, приведенном в конце книги.
Генрих Шмеркин, Кобленц, 2011
Кент Бабилон
Романсон
Моей жене Маргарите
Часть 1
Находки и потери
Новый Харьков
Из талмуда Олега Белова,ритм-гитариста ресторана «Богдан»«Кент Бабило-онЭври бади тэлф ми соу!Кент БабилонНоу-ноу-ноу!..»
Всё началось с Харькова.
От еженедельника «Новый харьковчанин», публиковавшего мои рассказики о некоем Грише Тарантуле, персонаже, выдуманном лично мною и никакого отношения ни ко мне, ни к моему окружению не имеющем, я получил приглашение на юбилей.
Вечером, посмотрев по телевизору футбол «Гамбург СВ» «Шальке 04» и выпив чашечку ромашкового чая с имбирем, я вдруг почувствовал, что мне не хватает воздуха.
Очнулся от холода под утро на полу, в собственном дерьме и в луже мочи.
Из дымки голубого экрана прорывался голос Ангелы Меркель, нашего нового канцлера.
Не хочется ломать голову, что послужило причиной, но пару дней назад у меня сдохли часы (предзнаменование не из весёлых)
Но не будем о грустном. Возможно, виноват стаканчик подкисшего сухого, который я позволил себе за обедом.
По стеночке, на ватных ногах, добрался до ванной. Кое-как принял душ. Снова по стенке, на тех же ватных добрёл до постели.
Лететь в Харьков через неделю.
Авиабилет заказан, харьковские друзья уже драят копыта на холодец.
Сердце, как лошадь в конкуре, то пускалось вскачь, то перемахивало через барьеры, то предательски перед ними останавливалось.
Провалялся три дня один, как Сталин на Ближней даче.
На четвёртое утро поднялся и вышел на кухню. Поклевал творожка. И включил компьютер. Первым делом дал Е-мэйл Электрошурке, что у меня прокол с сердчишком и в Харьков прилечу вряд ли.
Ответ пришёл через день:
Капелюшнику Савелию (kapelushnik@mail.de)
Привет, Савелий!
Не бери в голову, приезжай. Честно говоря, уже не надеялся тебя увидеть, думал, скорее я к вам в Германию (что маловероятно), чем ты к нам. А насчёт сердчишка я тебя понимаю. Я, хоть и моложе, а всё один хрен уже с ярмарки, бывает, и меня оно беспокоит, стараюсь не думать. А ты ведь ещё и волнуешься, поди, как перед выходом на сцену, ну да это нормально, столько лет всё-таки прошло, воспоминания накатывают, спать не дают, угадал?
Не ссы, в Харьков приедешь, всё как рукой снимет. Жду с нетерпением встречи, береги себя и шибко не переживай.