Антарес, выдохнул Эндимион. Ты хочешь смерти Гелиос?
Королева лишь едва заметно приподняла бровь. То Эндимион строил из себя неторопливого и сдержанного старца, то переходил к делу резко и без предупреждения. И такая манера общения говорила лишь об одной вещи. Эндимион, как и многие бессмертные, за долгие годы своей жизни разучился общаться.
Глупый вопрос, верно? он невольно улыбнулся. Наши виды враждовали на протяжении всей истории. Ровно до тех пор, пока начала не ушли со сцены и не передали бразды правления людям.
Антарес глубоко вздохнула.
Меня не интересует история. По крайней мере, в час перед рассветом.
Меня тоже, Эндимион качнул головой. Но я призвал тебя не ради лекций. Я хочу предложить тебе союз.
Антарес вновь ответила молчанием, позволяя тишине говорить за себя.
Но прежде, чем мы обсудим условия, позволь мне кое-что тебе показать, улыбка Эндимиона из грустной превратилась в игривую, кокетливую, лукавую. Одно существо, кровь которого даст тебе куда больше сил, чем ты сможешь вырвать из сердца короля вампиров.
Он поднялся, протянул ей руку, вторую привычно опустив на пояс туда, где должна быть рукоять меча.
Звучит, как очередная идиотская легенда, ответила она. Выдумай что-нибудь получше.
У тебя нет причин мне доверять, согласился Эндимион. Поэтому прислушайся к своему телу. И ответь мне на один вопрос, он протянул руку к нагрудному карману и вложил в руку Антарес маленький кроваво-красный кристаллик льда. Ты всегда такая нетерпеливая, или это твой голод причиняет тебе непривычную боль?
Девятая ночь
Каменные ступени, по которым спускался Эндимион, от времени стали округлыми, слишком низкими, слишком гладкими, чтобы на них можно было нормально стоять. По правилам этикета Антарес должна была идти впереди сопровождавших её мужчин, но ей было трудно оставаться приличной с обострившейся паранойей и предубеждением к бессмертным существам. Потому она шла следом за Эндимионом, не сводя с него пристального взгляда, ожидая, когда он обернётся, чтобы вонзить серебряный нож ей в сердце и, наконец, вырвать его. Антарес не решила, стоит ли ей сопротивляться. С одной стороны, она не привыкла так легко отдавать свою жизнь, а с другой
а с другой в собственной жизни было так мало смысла. Она прожила четыре сотни лет, правила тремя землями: Германией, как наследная принцесса, Европой и Северной Америкой, как королева вампиров. И половину своей жизни она провела, будучи жертвой страсти, ревности, неразделённой любви. И, сколько бы Антарес ни пыталась забыться, упиваясь насилием и пролитой кровью, это чувство сожаления росло в ней и крепло, пускай и было справедливым. Она была злым и жестоким человеком и стала вероломной королевой вампиров. Она никому не нужна, и это правильно. Её предаёт окружение, и это правильно. У неё опускаются руки и корона становится слишком тяжела, и это тысячу раз правильно.
И всё же, несмотря на горечь пережитых бед и лишений, она не сбежала от общества, как сделал её погибший муж. Антарес вздохнула, крепко сжав кристаллик заледеневшей крови в кулаке. Если она и должна была извлечь урок из своего горького опыта, то точно не в этой жизни.
Свет свечей в подсвечнике Эндимиона заколыхался, приводя в движение чёрные тени. Здесь, глубоко под землёй, умирали звуки мира людей и признаки какой-либо цивилизации. Все чувства Антарес были обострены голодом, однако даже в таком состоянии она не слышала людей, не чуяла их, не могла воздействовать на их сознание. Как же глубоко они были?
Но, что более важно
Как заманить в это место короля вампиров и заставить его гнить ближайшую вечность?
Ангел, произнёс Эндимион, сжимая в руке ключ, отлитый из чистого серебра. Серебро в этой темнице навредит королеве. Не позволяй ей к нему приблизиться.
Да, тлатоани, произнёс Кетцалькоатль.
Антарес натянуто улыбнулась, окинув фигуру Эндимиона оценивающим взглядом. Почему он просил помощи у своего подчинённого? Неужели все начала не так сильны, как кажется с первого взгляда?
Как трогательно, ответила она. Генерал ангелов прячет свою слабость за спиной недорубка.
Пальцы Эндимиона, державшие ключ, дрогнули, Кетцалькоатль на мгновение перестал дышать. Унизить мужчину проще простого, это Антарес понимала даже во времена жестокого патриархата. Сложнее избавиться от их ответной реакции, ведь кто-то из мужчин захочет поставить её на место, а кому-то просто очень нравится быть униженными.
Антарес, улыбнулся Эндимион. Я быстрый. Очень. Но даже мне не удержать двух высших вампиров.
Он с видимым усилием открыл тяжёлую, погнутую изнутри дверь, и Антарес тут же обдало невыносимым жаром. Внутри этой темницы было серебро. Много. На полу, на потолках, на стенах всюду местами ржавое, местами повреждённое ударами и расколотое серебро. Но Антарес сводило с ума не оно. То, что было заперто в этой подземной тюрьме, смотрело на неё и ждало.
Ждало, оскалив клыки.
Ждало, обнажая кожу и взрезая вены.
Ждало, когда Антарес напьётся его крови, которая на воздухе становилась красным и острым льдом.
Антарес задрожала, чувствуя болезненный, ноющий голод и невыносимое сексуальное возбуждение. Она потянулась своими силами к тому, что сидело в холодной, тёмной клетке и ощутила, что оно также прощупывает силой её, изучает, ласкает. И хочет. Антарес сделала вдох и не смогла выдохнуть от приступа давящего голода. Чем бы оно ни было, от него пахло ночью, прелой листвой, первой метелью.
Антарес оскалила клыки и бросилась вперёд, споткнувшись, ощутив воздействие серебра на бессмертное тело. Не помня себя от желания, она с такой силой оттолкнула Эндимиона, что услышала влажный хруст сломанных костей. Когда Кетцалькоатль не позволил ей вцепиться в прутья серебряной клетки, она напала на него и клыками вырвала из крепкой шеи кусок кровоточащей плоти. Она уже пила кровь ангелов, знала её вкус, но сейчас, чувствуя иной, незнакомый запах, испытывала к ней отвращение.
Кем бы оно ни было и сколько бы его крови ни досталось Антарес, она знала, что ей никогда не будет достаточно. Оно протянуло к ней окутанные тьмой подобия рук, объятия которых сулили вечное, бесконечное наслаждение. Оно смотрело на неё, и его глаза были полны любви и затаённой скорби из-за разделявшей их преграды. Оно шептало, но этот лёгкий, невесомый звук пронзал вены иглами. Никогда в жизни Антарес не ощущала такой мощи в другом существе. Никогда раньше не видела кого-то настолько могущественного запертым в клетке.
Надо же, процедил Эндимион, когда его сломанная шея вправилась с громким хрустом. Прошли тысячи лет, а они до сих пор те же звери, что и были.
Кетцалькоатль держал Антарес как можно дальше от клетки, в то время как она тянулась к монстру, скрытому в густых тенях. Она отчаянно хотела коснуться его, вонзить клыки в холодную плоть, разорвать. Ей казалось, будто бы вся её жизнь, все её мучения и лишения вели её к моменту этой встречи, к дню, когда по её венам будет течь кровь
кого? Чего? Что стояло перед ней? В чьём взгляде было столько любви, на какую не способно всё человечество в целом?
Тлатоани, Кетцалькоатль произнёс это сквозь зубы. Он расправил крылья и махал ими, пытаясь остановить Антарес, но та от его усилий становилась только упорнее. Это Тёмная Мать?
Её ублюдское порождение, бросил Эндимион. Дитя, которого она никогда не хотела, и моё личное проклятье. Селена.
Антарес вырвалась из хватки Кетцалькоатля. Серебряные прутья обжигали кожу, от прикосновения к ним по телу разливалась болезненная слабость, мышцы сводило судорогой. Но даже боль не привела Антарес в чувства. Она коснулась ледяной кожи существа, зарылась пальцами в тени и пробивавшийся сквозь них лунный свет и, оскалив клыки, вонзила их глубоко в плоть.