Чё, как делаем? спросил кто-то по нашу сторону баррикад, Запускаем их и тут базарим или как?
Нет конечно! ответил Юрин отец, Сами выйдем, нефиг им тут делать, сволочам. Пошли!
Он открыл центральные двери, и мы вышли на парковку перед торговым центром, где встретились лицом к лицу с теми, кто уже решил, что Радуга теперь в их руках, и это вопрос решённый. Впереди них шёл тот же человек, который вчерашним вечером приходил сюда и держал речь на фуд-корте. Он и заговорил первым:
Все что ли? Остальные свалили уже?
Никто не голос Юриного отца дрогнул. Он прокашлялся, чтобы прочистить горло, а затем продолжил, Никто не свалил никуда. Все внутри.
Чё, только вы уматываете, получается? Ну, в добрый путь! С нашей стороны бакланов этих полудохлых вроде не было. Коли туда подадитесь тихо всё будет.
Никуда никто не уматывает. Все остаются. Вы назад идёте, откуда пришли.
Было видно, что Юрин отец ждёт подходящего момента, чтобы достать из-за спины свой главный козырь в этой партии, но с каждой секундой терпение и выдержка его таяли, и он уже почти был на взводе. Человек из Восхода усмехнулся и вполоборота глянул на тех, кто был у него за спиной. Они тоже ухмыльнулись, и ухмылка на их лицах больше походила на хищный оскал.
Ну-ну. Чё, махаться будем? Десять на сколько? Раз, два, три
На столько же. Нас тут девять, а десятый вот.
Юрин отец достал пистолет. Чувствовалось, как люди из Восхода напряглись, хотя внешне они и никак не выказали своего трепета перед усилением наших переговорных позиций.
Чё, стрелять будешь? осторожно, уже без усмешки спросил человек из Восхода.
Понадобится буду! ответил Юрин отец.
Ладно, понял, всё. Ты расслабься, я вкурил. Можешь опустить.
А ты отойди!
Отойду. Ты только не тычь в меня, а то нехорошо такие вещи на людей направлять.
Давай-давай. Дальше! Вот так. И ещё дальше. А теперь все развернулись, и спокойно идём на
Чё стоишь, не тупи, кончай его, сказал человек из Восхода убаюкивающим тоном так, что почти никто сразу и не понял, к чему он это, и кому эта фраза была адресована. Никто, кроме одного.
Вы-то, дорогие читатели, уж наверняка сразу до всего догадались. Не стремлюсь умалить ваши незаурядные детективные способности просто расскажу, как так получилось, и почему ни я дурак, ни кто-либо другой, находившийся в центре всего того многостраничного повествования, с которым вы, надо думать, уже ознакомились, не додумался до всего сразу так же быстро, как это сделали вы. Вот, какая штука: вы читаете дневник того, кто описывает произошедшее с ним, уже делая акценты на всех тех деталях, которые будут важны для всего, что вы прочтёте после. Проще говоря, по отношению к реальной цепи событий, всё читаемое вами это вторичный продукт моего осмысления пережитого и соединения всего этого в стройную и последовательную историю. Рискну предположить, что, находясь на моём месте и проживая описанные события сызнова, минуту за минутой, во всей их пестроте и многообразии тех деталей, которые я предпочёл опустить, даже такие незаурядные шерлоки холмсы как вы могли бы упустить из виду всё то, на что не обращал внимания и я, находясь в моменте. Переложив все прожитые мною события на бумагу, я дистиллировал их, избавив от примесей, благодаря чему вы получили эссенцию в виде линейной истории, в которой уже соединены воедино все ключевые связующие звенья. А уж следуя от звена к звену, читая всё это, вы, конечно же, без труда поняли, кто среди нас всё это время был, так скажем, агентом полууголовного сообщества странников из Восхода. Зачем я так разошёлся, и для чего я всё это вам тут рассказываю? Чтобы вы не думали плохо обо мне или о ком-либо ещё из числа фигурантов моего предсмертного повествования: что я дурак, что полицейский дурак и балбес, что Юрин отец непроходимый тупица, не видевший дальше своего носа, и что все мы были просто кучкой идиотов, не заметивших очевидное. О мёртвых либо хорошо, либо ничего, поэтому отбросьте пожалуйста все ложные предубеждения и наслаждайтесь кровавой баней.
Через несколько долгих секунд после того, как прозвучала команда человека из Восхода, Тоха подошёл к Юриному отцу сзади и ударил его ножом в шею. Тот, наверное, и не понял ничего сразу только дёрнулся и издал тихий звук, похожий на непроизвольное икание. Тоха, в свою очередь, действовал чётко и быстро. А может, это нам так казалось на фоне нашего замешательства и неспособности делать вообще что-либо. Он отпустил нож, схватился за руку Юриного отца и точно по канату взобрался по ней от плеча к кисти, вздёрнутой чуть выше головы. Затем он выхватил пистолет, разжав ослабшую хватку его прежнего хозяина, и отскочил.
Уверен, Юра в тот момент не думал совершенно ни о чём и сделал всё импульсивно. Он бросился на Тоху, который тут же направил на него пистолет и, не став размениваться на окрики и предупреждения, выстрелил дважды ему в грудь. Гром стрельбы раскатился по округе, а затем откуда-то издалека последовало уже приглушённое эхо. Юрин отец, в панике вытащив нож из раны, устремился к своему убийце, держась за кровоточащую шею. Он намерен был сделать что-то, но в его глазах потемнело, земля ушла из-под ног, и он забыл уже обо всём на свете, по инерции двигаясь неровной поступью к Тохе. Тот оттолкнул его, и Юрин отец упал на землю, и больше уже никогда не поднялся.
«Раз-два. Бам-бам», прокрутилась несколько раз в моей голове незатейливая мысль, которая послужила ключом к ясному осознанию того, что делать дальше.
«Раз-два. Бам-бам!»
Быстро! крикнул я Аркадию, схватил его за одежду и утащил за собой. Когда я отпустил его, мне было уже всё равно, бежит ли он где-то там, сзади, или нет.
Стоять! окликнул голос то ли Тохи, то ли того человека из Восхода всё равно. Ни у кого из них не было больше заряженного пистолета, и никто не мог выстрелить мне в спину. Я это точно знал. Что до остальных четверых, оставшихся в живых не знаю. И никогда уже не узнаю.
Я бежал к своему дому и не думал о том, следует ли кто-то за мной или нет. Я вообще ни о чём не думал просто бежал, бежал и бежал, пока не оказался у двери своего подъезда. На крыльце я дрожащей рукой вытащил из кармана ключ и открыл магнитный замок. Вместе со мной в подъезд зашёл кто-то ещё. Этот кто-то был слишком близко, и я развернулся, чтобы толкнуть его посильнее и выиграть себе время для того, чтобы взобраться по лестнице на восьмой этаж. Аркадий с грохотом ударился о ровные ряды металлических почтовых ящиков. Поняв, наконец, что он это он, я смог только повторить то, что уже кричал ему когда-то там, в прошлой жизни несколько минут назад:
Быстро!
Мы взлетели вверх по лестнице, я открыл дверь своей квартиры, в которой не был всего-то десять дней, и всё, наконец, закончилось.
Долгое время мы ничего не могли сказать могли только смотреть друг на друга, и взгляды наши говорили обо всём без слов. Мы всё ещё были в паническом ужасе, но одновременно ликовали, радуясь тому, что нам удалось уйти живыми. Прошло полчаса, может больше, прежде чем Аркадий проронил первую фразу во внезапно настигшем его озарении:
Блин, они же Они же там все! Блин!
Блинами, конечно, в его речи в тот момент и не пахло. Но сути это, полагаю, не меняет.
Да только и смог ответить на это я.
Надо это, слыш Надо назад!
Сдурел?
Чё сдурел?! Они там щас Блин!
Погоди, погоди малёх. Остынь. Всё нормально, они те, кто внутри не при делах. Отпустят с миром.
Ага, с миром! А если это Блин, там же этот стрелял! Там же щас Щас эти набегут!
Уже всё. Если и так, то уже набежали. Поздно.
Какой поздно-то, ё-моё! Они
Аркадий вдруг осознал, что и ему к Радуге никак не пробраться, если мертвецы сбежались на выстрел и снова облепили её.
А если нет? просиял надеждой он, Если ничё нет? Мент их увёл всех! Нет там никого!