Короче, вёл себя, как наши солдаты в Германии. Но у них хоть какое-то право было на такое поведение. А вот чего раздухарился я непонятно. Говорят, наши пьяные туристы в присутствии немцев почти все себя так ведут. То ли им гордиться больше нечем, как только победой дедов, то ли это юмор такой
Впрочем, Адлер, очевидно, ни слова не понимал, ничуть не обижался и скоро уснул.
13
Меня разбудил солнечный свет, по которому я успел соскучиться. Осень в этом году выдалась особенно мрачной пасмурной, сырой и промозглой. Убеждён, что число самоубийств значительно превысит прошлогодние показатели. При такой погоде осень обычно даёт щедрый урожай по суициду.
Осознав ничтожность нашего существования, я прищурился на свет, льющийся из окна, и охрипшим голосом обратился к Еве:
Знаешь, киця
Её веки дрогнули, она открыла глаза.
Что случилось?
Киця, так жить нельзя
Она домашней кошкой прильнула ко мне:
Что ты предлагаешь?
Может, сходим в зоопарк?
Зачем?
Хочу прикоснуться к истокам.
Ничего не понимаю.
Да я тоже. У нас есть что-нибудь выпить?
Сейчас гляну. Но перед этим сгоняю в душ.
Не стыдясь своей роскошной наготы, она откинула одеяло в сторону, потянулась до хруста в позвоночнике и отправилась в ванную.
Я встал и подошёл к окну.
Ярко светило солнце, отражаясь в лужах, которые пешеходы по возможности старались обходить.
Кто они? Куда спешат? О чём они думают? И чего ждут от жизни?
К небесному светилу медленно подкрадывалась хмурая туча.
Я задёрнул штору.
Прошёл на кухню, заглянул в холодильник. Спиртного не было.
Я обрадовался и огорчился одновременно. Мне хотелось выпить, но я понимал пора чуток попридержать коней. Хватит бухать, хватит
Ещё не поздно остановиться. Я не в пике. Мой самолёт пока управляем.
Так думал я, уткнувшись взглядом в кухонный стол, на котором черствели хаотично рассыпанные хлебные крошки.
О чём задумался, Аль Капоне?
Я обернулся.
На пороге стояла Ева, завёрнутая в голубое полотенце. С кончиков волос капала вода.
Почему Аль Капоне?
Мне кажется, ты на него похож.
Аль Капоне был толстоват. С заплывшим лицом, как у свиньи.
Милый, ты тоже далеко не Аполлон.
Эти слова сопровождались всегда умилявшей меня гримасой обиженной девочки.
Я подошёл к ней и чмокнул её в родинку.
У нас не осталось горючего, киця.
Могу сходить купить пива. Вот только обсохну.
Я нашёл в себе силы сказать «нет».
Не надо никуда идти. Обойдёмся. Лучше сделай что-нибудь на завтрак.
Завтрак? Уже три часа дня.
Считай, что мы аристократы девятнадцатого века. Они просыпались не намного раньше.
Из комнаты донеслись звуки бодрой мелодии.
Тебе звонят.
Слышу, сказала она. Поставь воду, свари пельмени.
Не волнуйся, я справлюсь
Она отсутствовала минут десять. Закинутые пельмени уже всплыли.
Вернулась Ева несколько напряжённой. Так мне показалось. Она не произнесла ни слова, но я почувствовал что-то произошло.
Я как-то сразу связал её изменившееся настроение со звонком. Поэтому спросил как можно небрежней:
Кто звонил?
Да так почти столь же небрежно ответила Ева.
Но когда мы уселись за стол, она сообщила:
Мы больше не увидимся.
Я не донёс до рта наколотую на вилку пельменьку.
Кто это решил?
Видишь ли Мой парень освободился.
Я отложил вилку с нетронутой пельменькой. Неокрепший аппетит совершенно улетучился.
Этот как его? Ворон твой?
М-гу.
А что это меняет?
Давай без этого. Мы ведь взрослые люди.
Взрослые означает пофигисты?
Прости, что так получилось
Однако сказано это было, что называется, «на отцепись» (я подобрал эвфемизм). Мне захотелось её ударить, не для проформы, а сильно, с размаху
Я люблю его.
Моя агрессия по отношению к ней прошла. Ведь она ни в чём не виновата. Как говорится, сердцу не прикажешь. Она его любит, а меня нет. Всё крайне просто. Она была со мной, пока он находился в заключении. Наверное, было бы глупо сообщать заранее о том, что мы расстанемся, как только Витя освободится. Это бы омрачило наши отношения. Она мудра не по годам.
Я встал.
Ладно, Родинка, пока.
Ну, хоть поешь.
Я усмехнулся и сказал:
Давай без этого. Мы ведь взрослые люди.
14
Мне хотелось выпить. И я не осознавал истинной причины этого желания.
Похмелье было вполне терпимым. Что касается моральных мук, то их не было. Я не страдал. С чего бы? До сих пор меня никто не бросал. Это было обидно. Но обидней всего то, что меня оттолкнула та, которую я любил. Ну и что с того? Обидно да. Даже больно, не скрою. Но жить можно.
Я говорил себе: мы были вместе. Нам было хорошо, весело Она остроумный собеседник. У неё красивое тело, мягкие аппетитные губы Длинные пушистые ресницы Глаза, как у оленёнка Бэмби И, конечно, родинка А ещё она так забавно выпячивает нижнюю губу
Всё это волнительно. И трогательно до умиления. Но ведь я жил как-то до встречи с Евой. Значит, смогу жить без неё и дальше. Правильно? Да. Но выпить, тем не менее, хотелось.
Пить в одиночестве я не люблю. Поэтому позвонил старому товарищу Косте Танелюку по прозвищу Седой. Мы когда-то работали вместе в театре. Пока его не уволили за систематическое пьянство. В театре нам его не хватало. Не мне судить, каким Танелюк был актёром, но собутыльником он был что надо.
Костя не заставил себя долго ждать. Буквально через час после звонка я уже имел удовольствие лицезреть родную небритую седую рожу.
Инсульт-привет! громогласно воскликнул он с порога.
Ему было сорок с лишним, но, словно желая оправдать своё давнее прозвище, он был полностью седым. Седым, как лунь.
Не ори, сказал я. У меня сосед-сердечник. Проходи.
Он вошёл. Мы обменялись рукопожатием.
Как ты вовремя позвонил. Я и сам собирался тебя разыскать. Но дела-дела-дела
Седой, из тебя деловой человек, как из меня архиепископ.
Аминь, сказал Седой. Видишь ли, я наконец-то созрел стать писателем. Беллетристом.
Чего-чего?
Он нырнул рукой во внутренний карман потёртого пиджака и вытянул измятые листы бумаги, сложенные вчетверо.
Прочти мои рассказы, попросил он и протянул мне листки.
Может, сперва хлопнем по рюмочке?
Танелюк хитровато прищурился:
А есть повод?
Само собой, ответил я, усмехаясь. Без повода гудят лишь пароходы.
Нет, сначала прочти.
Окей, но пока я буду знакомиться с твоими опусами, ты сооруди какую-нибудь закуску. Всё необходимое в холодильнике.
Только читай вдумчиво.
А ты не переусердствуй с перцем.
Положись на меня, командор.
15
Мне известно, что некоторые доктора, попадая в новую компанию, предпочитают по возможности не распространяться о виде своей деятельности. Потому что каждый норовит тут же рассказать ему о собственной болячке и попросить его профессионального совета. И мало кого волнует, что у врача может быть узкая специализация, что, может, он стоматолог или гинеколог, главное врач, а значит, обязан выслушать и чего-нибудь посоветовать.
Вот так и со мной. Как только меня стали издавать, каждый второй мой знакомый и также малознакомый, а порой и вовсе незнакомый приносил или присылал мне по электронной почте свои рассказы, эссе, новеллы, повести и даже романы. Чтобы всё это читать и давать замечания по прочитанному, я должен был бы сам бросить писать, потому что времени ни на что другое уже б не оставалось. К тому же основная часть присылаемого была полной фигнёй. Но кто из начинающих литераторов способен принять неприятную правду?
Обычно я не читаю чужие работы. Вернее, читаю лишь страничку-полторы этого достаточно, чтобы составить мнение.
Для Танелюка я готов был сделать исключение. Я решил прочесть всё, что он принёс, от начала до конца.
Первый рассказ «Тёща» начинался превосходно:
«Николай не мог уснуть от стекавшихся к переносице мыслей и лёгкой пульсации в правом указательном пальце. Жена с дочкой на море. Тёща убирается по дому. Николай лежит и думает о том, что в заблуждениях он жил, а в искушённости существовал. Вечер был светел. Бурчала хмурая тёща».