Отворилась дверь вошла Ева. С двумя банками пива. Одну протянула мне.
Я открыл банку и вылил в себя за раз половину её содержимого. И только затем сказал: «Доброе утро».
Ева уселась в кресло. На ней был махровый халат. А на ногах мохнатые тапочки.
Отлично выглядишь.
Спасибо, кивнула она и отпила глоток из своей банки. Я опять проспала на работу.
Опять?
Да, вчера и сегодня. Всё идёт к тому, что меня уволят.
Но ведь вчера у тебя был день рождения.
Это не повод для прогула, сказала она.
А что ж тогда повод? День смерти?
О, это серьёзный повод.
Тебе нравится работать официанткой?
Зарплата маленькая. Спасают только чаевые. Но половину из них забирает бар. А вообще тяжело. Целый день на ногах.
Пиво слегка горчило. Зато в голове постепенно прояснялось.
Думаю, тебе нужно сменить профессию.
Легко сказать.
У меня есть кое-какие связи на телевидении
Ой, я тебя умоляю.
Я допил пиво. Скомкал банку.
А ещё есть?
В холодильнике три банки.
Прекрасно.
Когда допили всё пиво, я неожиданно предложил:
Давай съездим в «Нептун» и всё объясним.
Эту идею Ева поддержала с энтузиазмом.
Заодно и пообедаем, сказала она.
Мы вызвали такси и уже через полчаса были в ресторане.
Вместо официантки к нам подошёл импозантный мужчина с внешностью стареющего Джеймса Бонда. Он шагнул к нашему столику и склонил голову набок.
Ева, что происходит?
Я проспала, Эдуард Родионович.
А вчера, вклинился я, у Евы был день рождения.
Насколько я помню, сказал Эдуард Родионович Еве, вы родились в марте.
Ева вспыхнула:
Откуда вам знать?! Вы что, присутствовали при родах?
Допустим, вчера был день рождения а сегодня?
А сегодня день смерти, вдруг сообщила Ева.
Что?
Ничего, говорю. Что не ясно? Человек желает отметить день своей будущей смерти.
Эдуард Родионович улыбнулся одними губами, натянуто и фальшиво, и язвительно проговорил:
Поздравляю вас, Ева Вы уволены.
Спасибо, это мы тоже отметим, я приосанился. Меню, будьте любезны
Эдуард Родионович с подчёркнутым достоинством закинул голову вверх и, глядя куда-то в потолок, высокомерно бросил:
Я пришлю официантку.
И с запрокинутой головой Эдуард Родионович унёс себя прочь от нашего столика.
Какой самовлюблённый индюк, восхитился я, глядя ему вслед.
Скорее петух, возразила Ева. К тому же он светло-синий.
Что это значит?
Ну, голубой Гомосексуалист.
Да ну?
Ну да.
Я закурил и, сощурившись, посмотрел на Еву сквозь дым:
Ты вчера обманула меня.
Я тебя умоляю, отмахнулась она. Нужна была веская причина для приглашения. Но смерть мою мы отпразднуем по-настоящему. По-взрослому. Ты это отлично придумал.
Да, придумщик из меня что надо!
Ты не сердишься?
Сердиться на людей себе дороже. Я стараюсь принимать человека таким, каков он есть. Каким бы он ни был.
Это удобно.
Подошла бывшая в недавнем прошлом коллега Евы.
11
Мы быстро наелись и напились.
Денег я не жалел. Сделанный нами заказ намного превышал наши чревоугоднические возможности.
Мы были сыты и пьяны, но выпивку и еду всё подносили и подносили. К десерту мы даже не притронулись.
Тосты провозглашал я, и мы выпивали не чокаясь.
Я говорил:
Друзья, о покойниках либо хорошее, либо ничего. Я с лёгкостью следую этой неписаной традиции. Ибо я, как и многие из нас, любил покойную. Правда, я не знал её так близко, как вы, но я убеждён, встреча с ней была не случайна. Так было уготовано судьбой. Согласитесь.
Однозначно, заметила виновница нашего «торжества».
Я мог бы часами перечислять достоинства покойной
Давай, мы никуда не спешим!
Хорошо, я скорбно помолчал, собираясь с мыслями. Во-первых, покойная была красива. Она клёво целовалась и была неутомима в сексе. Она имела чувство юмора, а среди женщин это огромная редкость.
Точно! живо подтвердила покойная.
Она любила жизнь во всех её проявлениях, и я, если честно, не мог бы представить её постаревшей. Случись с ней это она бы сильно страдала от несовместимости весёлой бесшабашной натуры и возраста. Поэтому я рад, что Ева останется в наших сердцах и в нашей памяти вечно молодой. За Еву! Пусть земля ей будет пухом!
Ева и я поднялись и выпили стоя.
Земля пухом вряд ли, сказала Ева, когда мы снова уселись. Я хочу, чтоб после смерти меня сожгли.
Ладно, согласился я. Учту.
А прах мой пусть развеют над городом.
Постой, а куда же приходить людям, которые пожелают тебя помянуть?
В том-то вся и прелесть. Люди, которые захотят меня помянуть, смогут это сделать в любом месте города.
Славно придумано.
Ещё бы.
Слово покойной. Пока есть такая возможность.
С удовольствием скажу. Она протянула рюмку. Плесни-ка мне, живчик.
Я наполнил наши рюмки.
Буду краткой. Я ни о чём не жалею. До встречи в аду!
12
Зачем я так много пил?
Этот вопрос всегда задаётся в прошедшем времени. Что совершенно бессмысленно. А в настоящем времени А в настоящем времени зачем я так много пью? его никто себе не задаёт. Хотя в ту минуту его актуальность трудно переоценить.
После ресторана мы с Евой отправились к её подруге, которая пила за троих и материлась, как старые актрисы провинциального театра. Она тоже, как и Ева, была еврейкой, её звали Сима.
Помню, она смешно рассказывала о своих старших братьях-близнецах:
Их зовут Алик и Геночка. Все, от мала до велика, всегда их так называли Алик и Геночка. Только в такой последовательности. Как Зита и Гита, как Том и Джерри, как Лёлик и Болек, мать их так! Сначала именно Алик, потом Геночка никогда наоборот. До сих пор. Им сейчас уже восемьдесят на двоих, поседели, как снега Килиманджаро, а всё ещё Алик и Геночка, едрит-карбит.
Прошлой осенью Алик встретил на редкость приличную девушку Тину, и та Тина засосала его настолько, что спустя буквально месяц он предложил ей и руку, и сердце, и все остальные немаловажные органы своего организма. На свадьбе присутствовала вся родня, включая бабушку Иду, которая с юности всем кишки крутила так, что я не знаю, как с ней бедный дедушка не нажил рак и нервное расстройство себе на голову. Так вот, на той свадьбе у Алика и Тины бабушке дали слово, и она начала свой грёбаный тост привычным: «Дорогие Алик и Геночка». Господь не даст соврать. Я ржала так, что у меня лопнула резинка на трусах.
Мы пили всю ночь. Сима, казалось, не пьянела, но потом вдруг взяла и отрубилась. Сидела, пила и смеялась, а потом закрыла глаза и медленно завалилась набок.
Мы тоже пошли спать. В другую комнату.
Проснулись вечером и снова всю ночь фестивалили. Под утро уехали к Еве домой.
На следующий день, часам к трём, Ева снова позвонила своему лже-племяннику Лёве.
Наркотики сменяли алкоголь, алкоголь наркотики
В таком же духе прошло ещё три дня.
Жизнь то обретала новые краски, то совершенно теряла цвет. Сутки больше не делились на день и ночь. Время остановилось для нас Свет сменялся тьмой, а тьма светом, но они не оказывали никакого влияния на наше существование.
Пару раз мы ездили в ночной клуб, где я однажды устроил драку с розовощёким блондином из Германии. Мне показалось, будто он приставал к Еве. В результате нас троих выставили из ночного клуба. С немцем я тут же помирился, хотя он ни слова не понимал по-русски. Да и я с немецким не в ладах.
Я ему говорил:
Гитлер капут?
А он с воодушевлением подтверждал:
Я, я, капут.
Ну тогда, говорил я, хэнде хох и шнеля к нам в хаус, у нас есть шнапс.
Гуд! Гуд!
Когда приехали к Еве, я сказал:
Это наше волчье логово. Вольфшанце. Бите-дритте.
Звали его Адлер, что в переводе означало, как я понял, орёл.
Тост я говорил один и тот же:
За победу! И, словно герой советского блокбастера, добавлял многозначительно: «За нашу победу».
Я, я
Ага, поддакиваешь, хитро сделанный ты фриц, а сам, небось, думаешь: «Германия превыше всего».
Помню, я доказывал ему:
Гадом буду, Адлер, если б нас не разняли, я б тебе устроил Курскую дугу. Ты понял меня, внучатый племянник Гиммлера?