Он замолчал и почему-то поглядел на Лютобора.
Особое подразделение? тихо сказал тот.
И Дмитрий кивнул.
Уже для меня пояснил.
Разным занимались по воле батюшки-Императора. На мне по сей день клятв о неразглашении, что блох на бродячем кобеле. Ну да в последние годы все больше по аномалиям энергетическим. Оно и хорошо лучше аномалии, чем с людьми воевать.
Он руки поднял.
И вышло так, что пришлось по миру помотаться. А там и осесть под чужой личиной, да за чужой жизнью приглядывая тогда-то и начал задумываться о том, кто я есть. Все думал, как дело закончится, так вернусь домой. С мамкой помирюсь. Отец, чай, не рискнет меня тронуть. Федьку вон в люди выведу, если захочет. Аньку я ей подарок выбрал. Там когда сам не собой становишься, в голове колобродить начинает. Чем дальше, тем больше размывается граница. И перестаешь понимать, кто ты есть на самом-то деле. Вот и цепляешься за все, лишь бы не свихнуться. А у меня и зацепиться, как выяснилось, не за что.
Я прикусываю губу.
И молчу. Гляжу на воду и молчу.
Десять лет это, конечно, не самый большой срок, но достаточно, чтобы почти сойти с ума. А потом потом все пошло не по плану. Там, где я был, порой случается, что вечером одна власть, утром другая а там и бунты, мятежи, и всякое иное. Главное, что объект, за которым я присматривал, проходил по первому уровню потенциальной опасности. Присматривал изнутри, потому как были и те, кто вроде как курировал работу извне, я и за ними заодно. Так вот, этот объект попытались захватить. И у них получилось, да почти закончилось все стихийным выбросом энергии. А он вызвал пробуждение части Дмитрий замолчал и дернул шеей. Это уже закрытая информация. Главное, что выбирались мы долго выбирались.
Тебя там? поинтересовался Лют. Энергетическая болезнь?
И она тоже. Говорю ж, долго выбирались. По горам, по свои-чужие, такая круговерть, что и не понять, кто да где. На мне гражданские, которых я и поставлен был охранять. Не приспособленные совершенно, но как-то тянулись, старались. И я тянул. Повезло. Пару месяцев и вышли. К своим. Там-то я и отключился честно, даже не помню, как в больничку попал. Очнулся уже там. Мне и говорят, что, мол, два года как лежу и что хрен его знает, сколько еще лежать буду. Повреждения и все такое ладно рожа, я и раньше особо красавцем не был, а вот нервная система другое. Сперва-то я и руками еле-еле шевелил.
Не хочу сочувствовать.
И пялюсь на воду до рези в глазах. Солнечный свет отражается, потому-то и больно. Глазам. И еще губы пересохли совершенно. Облизываю их.
Уйти бы, но
Я же пришла, чтобы узнать о себе. Кто сказал, что это будет приятно.
Потом судороги приступами. И лекарства не помогали. Целители тоже мало что могли. Меня определили в госпиталь для ветеранов. На постоянное проживание.
А про энергетическую болезнь нам рассказывали. Редкое явление, если подумать, потому что все люди в той или иной мере способны поглощать силу. Просто у не-магов она в теле не задерживается.
Правда, если поток силы высокой концентрации, то начинаются нарушения.
Разного рода.
Обратимые большей частью, но
Бросить меня не бросили, тут врать не стану. Целители при отделе состоят хорошие. Да и возили ко мне и тех, что московские, и профессора даже одного из Петербурга. Им и самим, как понимаю, любопытно было. Редкий случай.
Полагаю, на нем не одну монографию написали.
С сестрой ты не связывался, уточнил Лют.
Нет, Димитрий покачал головой. На кой я ей нужен был? Прогнозы один другого веселее. То ли останусь навек лежачим, то ли смогу все-таки в инвалидную коляску сесть, но приступы все одно будут. И после каждого откат и выходит, что как здоровый был, так не вспоминал. А тут
Наверное, оно бы правильно.
Только горько. До того, что язык к нёбу прилипает от этой невысказанной горечи.
Не знаю, почему я не сдох. Из упрямства, наверное. Я ж по жизни еще тот идиот упертый. Но пару лет и в кресло пересел. Там и на ноги встал. Рожа вон как-то затянулась. Остальное в храм заглянул. Честно, в первый раз от тоски, потому как заняться-то особо нечем. А в нем мне стало хорошо. Не в том плане, что резко снова уверовал, нет. Просто как внутри что-то да отпустило. И задышалось. Потом уж заметил, что в храме никогда-то приступов не бывает. И что поправляться я стал, вопреки прогнозам. А там и разговорился с одним батюшкой, тоже из бывших, из военных.
И тоже решил стать?
Видений не было, Дмитрий развел руками, правда, получилось неловко. И прозрений тоже. И путь этот скорее уж я не видел другого для себя. В госпитале мне, как на ноги встал, намекнули, что койка казенная и другим пригодится. А я ходячий. За стенами ну да, есть квартирка, есть пенсия и по выслуге, и по ордену
«Георгий»?
«Первозванный», уточнил Дмитрий.
А я снова не нашлась, что сказать.
Орден Святого Апостола Андрея Первозванного высочайшая награда. И кавалеров его за всю историю едва ли сотня наберется, особенно если живых.
Вручали его большей частью посмертно, родственникам.
Полагаю, никто не надеялся, что выживу пенсия да, неплохая. И жить можно, если не с шиком, то всяко безбедно. Только не мог я просто сидеть вот месяц промаялся, два. В храме ближайшем дневал и ночевал, чтоб с ума не сойти. Да и пошел учиться. Хотя, конечно да старый и вообще ну а там уж разговорился как-то. Одно за другое. Мне и предложили приход.
Он повернулся, словно пытаясь разглядеть ту самую церковь.
Сказали, что, мол, больше и некому. Что проклятый он.
Глава 5
Проклятый? вот тут-то я и удивилась.
Не чувствовала я над церковью проклятья, да и вокруг тоже.
Вот и я удивился. Расспрашивать стал. Тут-то и выяснилось, сперва одно, потом другое я ж в сентябре уехал, а в ноябре, стало быть, мальчишка этот, Анькин муж, погиб. Анька уже тогда в положении была. И вышло, что одна осталась. Домой ей возвращаться никак, отец точно убил бы. Я где-то там. Она письма писала, только я их не получил. То ли потерялись, то ли еще что случилось вот. Барвиниха её при себе оставила. Учить, как понимаю, начала. Тому, чему научить можно. А в деревне беды начались. Сперва пчелы на пасеке попередохли, причем разом. И не спасли, хоть пытались по-всякому. Потом сушь пришла, да и колодцы один за другим пустеть стали. Поля, почитай, вымерли. Следом и скотина захворала.
Он снова потер руку и пожаловался.
Зудит, зараза, этакая староверы скоренько смекнули, полагаю, да и предпочли убраться восвояси. А вот местные к Барвинихе пошли, мол, пусть она к лесным людям заглянет да и сделает так, чтобы все, как прежде. Но она отказалась мол, сами натворили, вам и разгребать.
Разгребли?
Да как сказать вроде бы как представитель торговой гильдии являлся, дела улаживал. Мор и сушь после того отступили, но и прежнего не было. Земли окрестные оскудели, и леса тоже. Ягоды, чтоб как в былые времена, дичь все это куда-то да подевалось. Нет, не начисто, что-то осталось, конечно. И договор они блюли, но
Любой договор блюсти можно по-разному.
Я это все с рассказов знаю. Барвиниха отошла года через два. Дом свой она еще до смерти Аньке отписала, сама в райцентр возила, документы выправляла. Да и Аньку не только заговорам учила. Силу вот не знаю, кому. Кому-то отдала, если умерла, как написано, в один день.
Мне?
И потому я уродилась ведьмой?
Слабенькой? Но но это все же шанс, который мне подарили? И кто? Не родня, но просто женщина пожалевшая мою маму?
Как-то вот и жили. Отец мой из церкви, почитай, не выходил. Федька от него тоже сбежал. Я и не знаю, куда, хотя искал, пытался, но не вышло. Матушка осталась. Только уже тогда, как понимаю, она не в себе была. А как отца не стало, так и вовсе вбила себе в голову, что его Лесной народ извел.
Стало быть, неспроста.
Её тот, кого на отцово место прислали, пытался угомонить, но она все ходила, сыпала проклятьями. Вот и определили в лечебницу. Это уже я забрал. Ты прости.