А деньги, надо полагать, оставлял себе.
Она землянику приносила, огромную, сладкую. И чернику нам бы задуматься, откуда такая, но матушка тогда старалась лишний раз отца не гневить, а потому или не понимала, или не хотела. Я с отцом воевал, но без особого успеху. Федька отсиживался, соображал с малых лет, что лучше под горячую руку не соваться. Анька в лесу все, то одно, то другое отец и похвалил как-то, мол, хоть неказистая, а работящая. Мужу будущему оно нравится.
До замужества, подозреваю, дело не дошло.
К счастью?
Или
Ведьмина ночь была проклятая. Отец требовал, чтобы ночью этой люди не спали, чтобы молились в храме. И все-то были, все а она не пришла. Кого бы другого он, может, и не заметил бы. Но Анька Дмитрий покачал головой. Не знаю, готовилась ли она, планировала ли или же вышло все случайно. Думаю, что случайно, иначе она б хоть вещи свои из дому забрала. Она ведь знала, где документы лежат. И я я бы помог. Я тогда как раз раздумывал, как бы сбежать. И сбежал бы, да мне и шестнадцати не было. Поймают и домой вернут. А отец точно пришибет. Вот и выжидал, тянул, дни считал за днями, когда ж смогу-то Анька не сама появилась. Потом. На утро. Барвиниха пришла. К полудню отец тогда дом обыскал. И всех-то Анькиных подружек тоже расспросил. И выяснилось, что давно-то она ни с кем не дружит, с ранней весны еще. Что в лес уходит на целый день, а куда и где никто не знает. Он тогда уже, думаю, понял, что и к чему. Мужиков созывать начал. На том все и затянулось. Староверы, может, и крепко свой порядок блюдут, да только в большинстве своем понимают, где порядок, а где статья уголовного кодекса. И что, прежде чем воевать с нелюдями, надобно выяснить, что да как. Расспросить. Может, дело-то обыкновенное.
Он явно повторял чужие слова, услышанные когда-то да в душу запавшие.
Мы слушали. Просто вот слушали.
Тут-то Барвиниха и пришла. Они тогда в нашем доме засели. Отец, да старейшины четверо их было, кто имел право говорить за всех, хотя все одно решал дед Никифор. Как бы он сказал, так бы и стало. Меня выгнали, само собой, но я свой дом знал, скоренько нашел, как вернуться тишком. Интересно было. Да и Анька она добрая. И меня всегда жалела. В общем, в тот день многое переменилось. Казалось бы все просто. Анька в лесу встретила кого-то из тех, иных. Не сказать, чтобы вовсе удивительное дело, обыкновенное даже по нашим местам. Ей бы встретить и разойтись, а вот чем-то она зацепила его. Так-то они с людьми кровь не мешают. Редко случается, чтобы иначе. Признаюсь, потом пытался понять, но что-то там с силой связано. Хотя какая у Аньки сила? Не знаю. Главное, что любовь у них произошла. Взаимная. И такая, что разом из головы все наставления вылетели, и страх перед отцом, и жених им найденный.
Любовь, она такая.
Недалеко от безумия. Да и почему-то я вдруг ясно поняла, что до этой любви ничего-то хорошего в маминой жизни не было. Страх. Работа. Молитвы. Предназначение. И понимание, что из этой клетки, навязанных, чужих обязательств ей не вырваться.
А тут вот шанс.
На счастье.
Пусть недолгое, пусть такое вот, краденое, но все одно.
Удивительно, что и паренек тот он тоже из дому ушел. Лесному народу человеческая невеста не по нраву пришлась, да а он вот заупрямился. Вдвоем они к дереву пошли к какому не спрашивай.
Не буду.
Догадываюсь.
Тот ли дуб? Иной ли?
Главное, что без спросу, без благословения под этим дубом встали. И клятвы произнесли. И кровь смешали. По старому обычаю.
Лютобор только головой покачал.
Барвиниха там и встретила этих блаженных, как она сама сказала. Уходить собрались, куда глаза глядят. Ни документов, ни денег
Сколько ей было?
Восемнадцать?
А тот парень, который мой отец странно, у меня отца никогда-то и не было, а тут вдруг
Она их к себе отвела. И пошла к отцу моему. Договариваться. Чтоб документы сестрины отдал. И денег ей выделил, в приданое, коль обещал.
Не самая разумная затея заметил Лютобор. Если ваш отец был настолько фанатичен, то
Не скажи, покачал головой Димитрий. Он, конечно, как понял, о чем она твердит, в ярость впал. Так орал и словами в жизни подобных от него не слышал. Потом стал требовать, чтоб все собрались. С ружьями. С огнем. К холму пошли. Чтоб нелюдей за позор покарали. Но тут уж его не послушали.
А мне вдруг холодно стало.
Разом.
И пальцы заледенели. Я их ко рту поднесла, подула
Никифор, помню, встал. Заговорил. Мол, если девица выбор свой сделала, то так тому и быть. Ушла из дома отцовского? Пускай. Но отныне двери в этот дом запереть надобно и обратно не пущать. А войну начинать по-за дури девичьей он не собирается. Ну и остальные а средь них жених Анькин. Сказал, что, мол, раз так все вышло, то пускай. Что вины отцовой он не видит, ибо в любой бабе бесы сидят, однако же подарки, невесте дареные, вернуть надобно. И деньги, что за нее уплочены.
Надо же, до чего интересно.
Подарки?
Деньги?
Отец стал орать, что Аньку назад притащит, что дурь из нее выбьет, но кому она нужна, нелюдем порченая.
Сказал. И осекся.
Извини. Это я то, что тогда слышал, повторяю ну а Барвиниха добавила, что Анька уже совершеннолетняя. И коль отец дурить вздумает, она жалобу напишет. Участковому. А участковый её крестник, это все-то в округе знали. Вот
Объясняет.
Многое.
Кроме того, что если у них такая любовь. Если он, тот безымянный фэйри ради матушки моей из семьи ушел, к людям, то то куда он после подевался?
Понял, что любви одной недостаточно?
Убили его, дядя понял мой вопрос, пусть бы и не произнесла я его вслух. В лесу аккурат по осени. Охота тут, не в заповедных, в наших лесах. Лесной народ дичину выпроваживает, когда много косуль с кабанами это тоже для леса не очень хорошо, вот они и гонят. А тут, стало быть, охотники съезжаются стрелять начинают. Порой так, что спасу нет.
Застрелить фэйри? В лесу? Лютобор чуть нахмурился. Это как-то сказочно звучит, уж извините.
Тут не знаю это я уже после выяснил, что да как. Той осенью меня уже тут не было. Сбежал. Отец после того, как Анька у Барвинихи поселилась да со своим мужем пусть они по нашим законам и не расписаны были в общем, он совсем разум потерял. Мать смертным боем бить стал. Мол, она за дочкой не досмотрела, виновата. Мне доставалось, Федьке. Но я за то лето крепко вдруг вытянулся. И как-то в ответ толкнул. А потом и по уху заехал. Потом вовсе как-то мать оттаскивала. Я плохо помню, что да как будто пелена ярости на глаза упала. Наверное, если бы не она, убил бы. И понял, что убью всенепременно, если останусь. Паспорт забрал. Предложил маме уехать в город, но отказалась. Сказала, что любит его, что не бросит вот как так?
Ответа у меня нет.
И ни у кого.
Я тогда ушел к Аньке заглянул попрощаться. Она меня поцеловала. И подарила обережек. Простенький такой.
Дмитрий коснулся шеи.
Он меня и спас она хорошая была. И останься я от этой мысли по сей день отделаться не могу, что если бы остался, глядишь, все бы и иначе сложилось бы даже если б зашиб его оно, конечно, грех даже думать, но может, оно меньшим злом вышло бы? Хотя зла меньшего и не бывает. В общем, я у них переночевал, а там мне Барвиниха письмецо сунула. Она-то сама бездетная, а вышло, что многим помогла. Вот и остались связи. С этим письмецом я и поехал, сперва в Жердовку, а там и дальше к Павлу Степановичу попал. Думаю, что видела она во мне, и тьму эту, и дурь. Понимала, что сам не справлюсь, а если укорот не дать, беда будет.
Водя в реке пошла мелкой рябью, и желтый лист, из тех, первых предвестников осени, что в июне родятся, закружился на этой воде.
Пал Степаныч в корпус меня определил. Кадетский. Сказал, что силы во мне изрядно, а вот мозгов и дисциплины нет. Я-то не слишком радовался, да понял уже, что сам там, на воле, не выдюжу после корпуса в армию пошел. Там и прижился. Не буду врать, что крепко по дому скучал. Сперва-то Аньке письмо написал, да потом как-то то одно, то другое. Жизнь новая. Такая, которой я тут не видел. Закружила, завертела а там там всякого случалось. Да и не скажу, не буду врать, что сильно мы с Анькою близки были. Она мне не писала. Я ей. Мать меня вовсе прокляла, когда поняла, что я всерьез ухожу. Федька тоже он не хотел с отцом оставаться. Ну вот и вышло, что без семьи мне было проще. Вроде как за делами укрылся и нет их. А дела-то меня еще в кадетском заприметили. И предложили перейти.