Он занес живущий, ничего, кроме своего смысла, не ведающий состав в дом, поставил на стеллаж, угнездив донышко колбы в специальное углубление, и закрыл крышкой все еще сияющий сосуд с радугой. В кабинете померкло, словно на комнату навалилась тяжесть, которую чувствуют на своих плечах все имеющие знание, а значит и ответственность.
Внизу, у моря, тараторили лодочные моторы, стрекотали мотоциклы, группа людей шла мимо ограды в холмы. Захотелось безмолвия. Полный утешительный кубок мягкого напитка. Словно в безмолвии и мысли замолчат.
Волшебник вышел из кабинета, чтоб подняться в башню и там, у крошечного окошка, на пыльном старом стуле смаковать глоток за глотком тишину. Он прошел коридор и из прихожей уже начал подниматься по поскрипывающей лестнице, как входная дверь отворилась, на мгновение внутрь дома проник пристальный взгляд Севера, и в проеме предстал Воздух.
Он, вероятно, шел с холмов. От прогулки был свеж и с порога, без слов, бодро заключил Волшебника в теплые объятия.
Затем отстранил от себя большими руками, осмотрев с головы до ног сияющим своим взором, промолвил вместо приветствия:
Что, старина, стало быть, вы снова крадетесь в свою пыльную голубятню?! и захохотал.
От этого смеха, сочного, вкусного, Волшебнику тоже захотелось улыбнуться. К тому же он знал по опыту, что глотнуть безмолвия теперь не удастся.
Воздух же, не отнимая ладоней от плеч Волшебника, продолжал:
Ну, что вам Июль? Заставил и меня порядком попотеть! Каков мальчишка, а?!
Э высушил траву она хрупка, как прах зачем-то повторил Волшебник вчера сказанные у окна Тенью слова.
Да?! удивился Воздух. Удивительно тонкое наблюдение! Опять засмеялся и совершенно по-хозяйски повлек Волшебника по коридору в гостиную, которая одной застекленной стеной выходила на террасу.
Воздух, гость частый и желанный, совершенно просто расположился на большом «древнеегипетском» диване и привычно сложил ноги на «фараоновом» пуфике.
Когда он только зашел в дом, на нем была надета слегка голубоватая тройка в едва заметную серую полоску, бледно-сиреневая рубашка у воротника прихвачена была неброской бабочкой в горошек, которая, пока он говорил, превратилась в кремовую. Теперь же, после того как он оказался в другой, уютной атмосфере, его костюм изменил не только цвет, но и фасон.
Вместо ботинок образовались домашние туфли, брюки стали темно-синими и мягкими, пиджак незаметно перетек в какой-то шлафрок, удлинился и разошелся бы полами, если бы не темно-зеленые шнуры, удерживающие его на груди, бабочка расплелась в ленту, потемнела, стала тоньше и обвила шею как кашне. На голове сама собой объявилась небесно-голубая бархатная феска, слегка потертая, но с кистью.
Волшебник, всегда с вниманием наблюдавший за непредсказуемыми метаморфозами его костюма, и в этот раз упустил момент перевоплощения. Хоть и смотрел пристально, ожидая происходящего, но, как и всегда, не уловил границы перехода одной вещи в другую также, как никогда не мог уловить той грани, которая отделяла одно настроение Воздуха от другого.
Между тем, рядом с тахтой образовался красно-медный, с варварски-синей керамической колбой, кальян с витым киноварным шнуром и резным мундштуком. Воздух в несколько выдохов заполнил библиотеку сладким, как рахат-лукум, липким дымом, затем отбросил мундштук, порывисто встал, отчего исчезла с головы феска, а полы шлафрока укоротились изрядно, и, подскочив к двери на террасу, распахнул ее и воскликнул:
Ну что ж это мы молчим, как шахматисты?
И мгновенно халат на его плечах растаял, осталась белоснежная рубашка с широким воротом, а штаны стали узкими и высоко охватили талию темным, как подворотни у порта, кушаком.
Ну, говорите же, дружище, что вас потянуло в эту вашу голубятню?! У вас же там какая-то цитадель оборачиваясь, закончил он мягко, отчего его штаны слегка обвисли и стали шире, а фигура утратила воинственность.
Да, словом, ничего ответил Волшебник.
И осознал, что действительно ничего. Не то, чтобы появление Воздуха изменило что-то, но Волшебник в его присутствии вдруг ясно ощутил, что сомнений нет, нет несоответствий, они разбились на осколки о принятое решение. И в то же мгновение за стеной, в тишине кабинета, на полке с образцами, в колбе, вспыхнул ярким светом и сильнее забился сияющим сердцем полученный состав.
Не выпить ли нам чаю?! воскликнул Воздух. А про ничего и разговаривать нечего! добавил он и продолжал: Но завариваю я, а не этот ваш бесплотный. С него только кипяток, заварка, непременно листовая черная, немного цейлонского розового перца, тростниковый сахар первой очистки, палочка коричного дерева, мм так Да! И посуду! Не драконовую экзотику с микроскопическими чашками и расплющенным чайником я из него проливаю половину, а высокий, хороший большой фарфоровый чайник! С пастушками. И чашки от него же! Словом, он знает, пусть дает весь тот сервиз, он стоит в буфете справа, его специально заталкивают в угол!
Волшебник, улыбаясь, кивнул и показал рукой на террасу, где на столике все уже было сервировано. Воздух удовлетворенно хмыкнул, и в его костюме стали доминировать неуловимые фисташковые тона, переходящие в охристые, почти золотые, повторяющие клонящийся к закату день, который скатывал к холмам солнце, и оно сквозь нежную акациевую листву светило как раз таким неуловимо фисташковым и охристозолотым светом.
Может, чего-то более существенного? спросил Волшебник, сам ощутив вдруг голод. Вы не проголодались?
Нет, друг мой, благодарю! Я сыт вот этим, Воздух окинул взором окрестности, открывающиеся с холма, принимаясь волховать над чайником.
Крутой кипяток слегка подсластил коричневым сахаром, дал ему постоять и вложил несколько свернутых в трубку листов чая, а пока чай заваривался, принялся обстругивать крошечным острым ножиком корицу, настрогав с четверть блюдца, ссыпал осторожно в заварку и, прикрыв крышечкой, сказал:
А перцу положим потом почти перед тем, как будем пить, хотя некоторые предпочитают его класть непосредственно в чашки.
Волшебник кивнул и принялся за суп с гренками, которые плавали крошечными коричневыми лодочками в крапинах растительного масла.
Пройдусь-ка по саду! сказал Воздух и через перила, как бретер, спустился к клумбе с мальвами. Слышно было, как взвизгнула там внизу Тень, и Воздух снова захохотал.