Петр Федорович, мы сыты, пойдем.
Дергает за руку Коленьку. Я внимательно на нее смотрю, но не препятствую. Доверия ей пока нет. Казаки убили мужа, саму чуть не изнасиловали. После такого она еще хорошо держится.
Приборы для твоих друзей пришлю с Иваном? вдова вопросительно на меня смотрит.
Будь любезна. Благодарю за обед.
Брат с сестрой уходят, сталкиваясь в дверях с мощным, мускулистым брюнетом лет тридцати. Одет в простой казацкий чекмень, шаровары. За поясом аж две сабли. Обоерукий боец? Ни отец, ни дед ничего про это не рассказывали. Двигается стремительно, легко. Такие же голубые глаза, как у Татьяны, смотрят с прищуром, весело. Казак ищет красный угол, не находит.
Вот нехристи-лютеране! Овчинников легко улыбается, демонстрируя белоснежные зубы. Даже перекреститься некуда. Мое почтение, Татьяна Григорьевна!
Овчинников стаскивает шапку, изображает легкий поклон. Харлова меняется в лице, не отвечая, подталкивает брата к двери. Уходит.
Эх, все никак не простит. Мужа-то ее я ухайдакал на валу форта. Крепкий был вой!
Я встаю, подхожу ближе. Овчинников, ничуть не смущаясь, распахивает объятия.
Петр Федорович, надежда ты наша! Все казачество тебе в ножки кланяется. Это же надо! Пока я в Бердской слободе прохлаждался, ты Оренбург на саблю взял. Вот же визгу скоро будет в Питере!
Саблю вообще из ножен не доставал я улыбаюсь, мы обнимаемся. От атамана пахнет порохом, табаком, лошадиным потом
Да, да, в баньку бы надо вздыхает Андрей Афанасьевич, уловив что-то в моем лице. Щичаз закончим делишки наши, попаримся.
Наши делишки только начинаются, я тяжело вздыхаю. Садись за стол, наливай вино. Из погребов самого губернатора.
Все знаю, все уже послухал от братьев-казаков. Превозносят тебя до самых небес. Виват! Овчинников налил вино в бокал Коленьки, махом выпил.
В гостиную зашел Иван, принес тарелки, вилки. Сразу за ним появился высокий, с узким лошадиным лицом мужчина, на котором бросается в глаза густая растительность. Творогов. Еще один атаман пугачевского войска. Уважаемый казак, правда с гнильцой, как у Лысова. Вместе с Чумаковым предал Пугачева и сдал его властям.
Хлеб да соль!
Едим да свой, смеется Овчинников, начиная накладывать себе жаркое.
Петр Федорович! Я думал моя виктория будет громкой, но твоя Творогов тоже лезет обниматься. Вот никакого почтения перед царем. Внутренне морщусь, но терплю.
Садись, Иван Александрович, рассказывай, как взял Пречистенскую крепость?
Да щитай впустую сходили. Как подошли к крепости. Творогов наломал хлеба, перекрестился. Местные казачки нас пустили внутрь. Повесил коменданта, вот и весь сказ. Даже пострелять не случилось.
Ваня, я обратился к Почиталину, что стоял и слушал нас, раскрыв рот, принеси карту. На столе в кабинете. И перо с чернильницей.
Пока ждали Ивана, я посвятил обоих атаманов в детали штурма Оренбурга, присяги и указа о воле народной. Рассказал о своих планах устроить регулярные войска. Казаки долго отходили от новостей. Я уже успел поразглядывать карту, обдумать некоторые мысли. Первым пришел в себя Овчинников.
На два полка по полтысячи пешцев у нас людей хватит задумался атаман. Может даже и на три. В Бердской слободе уже с тысячу окрестных крестьян колобродят. И все новые и новые приходят. Я распорядился хаты строить, запасы делать.
Регулярство нужно, осторожно произнес Творогов, но верстать яицкие полки по-новому Да минуя казачий круг
Сход проведем, успокоил я атамана. И вам никакого ущерба. Были атаманами, жалую вас генералами!
Как енералами? опешил Овчинников. Творогов тоже в удивлении откинулся в кресле.
А вот так, принялся я разъяснять, казачков-то тоже прибыло. Ты, Иван Александрович, сколько из Пречистенской привез?
Да человек двести присоединились. А может, и более. Мы там еще полсотню оставили, как ты и велел.
Считайте, господа станичники, я перевернул карту, написал корявые цифры. Яицкие, илицкие, теперь оренбургские и пречистенские казаки. Четыре полка!
Никак не сходится, наморщил лоб Творогов, оренбургских мало. Пречистенских також едва на полполка.
А мы из других сотен передадим россыпью я назидательно поднял перо. И не забывай, Иван Александрович, о татарах, башкирах и киргизах. Вот не лежит у меня сердце отдельно их регулярствовать. Распишем по полкам!
Помилуй бог! Царь наш батюшка, Петр Федорович! Творогов нахмурился. Воевать с иноверцами в одном строю?!
А в Пречистенскую крепость ты с татарами ездил? Ездил! Боевые они хлопцы?
Боевые! Овчинников потянулся за бутылкой, но я отставил ее прочь.
А раз так, я прихлопнул рукой по столу, не супротивьтесь мне!
И кого в полковники? поинтересовался Творогов, опустив взгляд.
Всеми конными казаками и башкирами с татарами начальствовать Андрею Афанасьевичу, я повернулся к Овчинникову: Справишься?
Лицо атамана стало серьезным. Он почесал в затылке, кивнул:
Справлюсь!
В полковниках у тебя будет Чика на яицкий полк. Лысов на илицкий. Мясников на оренбургский.
Тимофея Григорьевича отдаешь? удивляется Овчинников.
Отдаю, вздыхаю я. На гвардию мы кругом есаула выберем, а Мясников на оренбургском полке нужнее. Больно там люди ненадежные. Про Могутова слышали?
Оба атамана одновременно кивнули.
Но и последний по счету, но не по важности, сумничал я. Новый полк. Пречистенский. Отдаю вам Шигаева. Он мне по интендантству незаменим, но на полку нужнее. Как все наладит, заберу обратно, так и имейте в виду.
А Подуров? удивился Овчинников.
А я? с обиженной миной привстал с кресла Творогов.
Тебя, Иван Александрович, вижу на большой должности. Губернатора-то нынче у губернии нет. Непорядок. Я дальше уйду воевать, за Русь святую да народ ее многострадальный я перекрестился, атаманы вслед за мной. А здеся кто начальствовать будет? Ты бывал в головах в Яицке и тут справишься. Оставлю тебе наказы исполнять.
Спасибо, царь-батюшка! Творогов вновь встал, торжественно поклонился. Видно, что доволен. Не подведу тебя. Губернаторствовать буду честно, по твоему слову
Воеводствовать! я поднял палец. Хватит нам уже этой неметчины в словесах. Только портят наш исконный язык.
Пусть так будет, пожал плечами атаман. Так что с Подуровым? Грят, Тимофей Иванович себя добре при штурме проявил.
Вижу его також генералом. Надо пешцев в полки собирать. Фузеи есть, порох есть. Чего ждать? И экзерцировать каждый день! Вот он и займется.
Вот, царь-батюшка, ты супротив неметчины в языке, засмеялся Овчинников, а пользуешь словечки-то!
Творогов заулыбался, а я задумался.
Прав ты упражнять! Годно?
Любо! атаманы ответили одновременно.
Сколько, говоришь-то, крестьян уже набежало в Берды? спросил я Овчинникова.
Да с тысячу будет. Мужиков. Ежели с женками да детьми больше. Каждый день прибывают.
Два полка, прикинул я. Плюс в артиллерию надо бомбардиров учить.
Да создать регулярную армию это не фунт изюма съесть. Наломаемся по самое не могу. Училищ нет, военных городков нет, рекруты такие, что плюнь в них разбегутся. Суворова не надо, генерал Бибиков легко справится.
Да и шестнадцать офицеров, честно сказать, доверия не внушают.
Вот что, господа генералы, я подвинул к себе карту, перевернул ее обратно, есаулов-то я у вас из сотен позабираю. Нельзя офицериков без надзору оставлять. Повысите дельных на их должности.
Офицериков вздернуть надо было бы буркнул Творогов, но продолжать мысль не стал. Видимо, уже слышал про Лысова. Овчинников промолчал.
Атаманы доели обед, и мы начали разглядывать карту.
Всего на Урале и в Приуралье создано аж шесть оборонительных линий громадной протяженности. Во-первых, самарская от Самары до Оренбурга (крепости Красносамарская, Бордская, Бузулукская, Тоцкая, Сорочинская, Новосергеевская, Ельшанская). Во-вторых, Сакмарская линия. От Оренбурга вверх по реке Сакмаре на 136 верст. Крепости Пречистенская (уже в наших руках), Воздвиженская и редуты Никитский, Желтый. Их только предстояло взять. В-третьих, Верхнеяицкая линия. Проходит от Оренбурга вверх по Яику на 560 верст до Верхнеяицкой крепости (двенадцать крепостей, три форпоста и тринадцать редутов). С этой линией почти все благополучно. Часть крепостей и форпостов пугачевцы уже захватили. Служат там яицкие казаки, и крепости словно спелые яблоки должны были сами упасть в наши руки. Наконец, Исетская линия. По реке Миасс до впадения ее в Исеть (крепости Миасская, Челябинская, Еткульская и Чебаркульская, острожки Усть-Миасский и Исетский). Это уже Сибирь. Про последнюю линию я даже думать не хотел. От Уйска аж до Тобола.