А откуда? Про Молли то откуда? А зачем? Почему? Джон и кипел и горел и стыл единовременно, но произнести, как и прежде, толком ничего и не мог.
Хорошо, Мистер Уайт, перейдём к главному, к кульминации, так сказать, дня сегодняшнего. Вы пейте, пейте, чай особенный. Уверяю, такого чая вы более нигде не испробуете! с серьёзным, но невероятно добродушным лицом, с улыбкой говорил хозяин, не покидая своего массивного кресла. Он немного повернулся и принялся выкладывать на стол какие-то бумаги из бюро. А чай был действительно необычный и притягательно вкусный, а главное, утоляющий несоразмерно волнительную сушь во рту у Джона, документы, документы. Наука, Мистер Уайт, а также пребывающие в ней гении они, причём каждый со своим пропорционально процентным отличием, говоря вашим языком, они все, как один, видят мир несколько иначе, нежели обычное множество людей. Мир, как вам известно, он очень похож на бриллиант, смотришь издали всё просто, а глядишь ближе он многогранен, с множеством искажающих линий. Вот и в мире нет ничего одинакового, всё зависит от точки сборки, от точки взгляда, от угла зрения и восприятия. И учёный, тот или иной редкий гений, он, как правило, глубок и остёр, но при этом он видит весьма ограниченно. И как тот космический объект, этот человек, в своей научной стезе, он видит, знает, познаёт, но он совершенно автономен в социальном, политическом, экономическом и прочем мире. Понимаете меня, Мистер Уайт?
Да, да, не до конца, но понимаю! испуганно выдавил из себя Джон. В то время, когда его разум внутри кричал: «Я ни черта не понимаю! Причём тут Молли и планеты, а главное, политика тут-то причём?».
Мистер Уайт, вы достаточно продолжительный, а главное, весьма непростой период времени находились рядом с Мистером Ньютоном, он безусловно талантливый учёный и право, не хотелось бы вмешиваться в его свободу мысли, так как мыслит этот человек, а точнее как видит мир на бриллиантовом примере, он весьма нестандартно и интересно, пусть порой наивно и внезапно, зато продуктивно и очень глубоко. На сегодняшний день перестала существовать некая стабильность, что вполне логично, ведь статичность это удел кристаллов, а человек существо, развивающееся несколько в иных временных рамок и его жизнь, мышление, взгляды, они подвластны изменениям. После утраты и Первого Секретаря и Мистера Барроу некоторые информационные каналы остались открытыми, что может перерасти в опасность. Как вы и писали, что Мистер Исаак Ньютон в последний год, совместно со своим новоиспечённым преданным студентом усердно принялся изучать алхимию.
Да, зовут этого студента Монтегю. Но я не совсем понимаю
Ну, смотрите, раньше любой прорыв Мистера Ньютона проходил ряд проверок, и не всегда научного характера были те проверки, а скорее больше королевского уровня, в результате чего, те или иные его открытия выходили в свет, а чуть позже, соответственно, они обретали уже и экономический оборот. А сейчас совершать и контролировать всю эту калибровку некому.
А Мистер Гук? Он же сейчас Председатель Королевского Сообщества!
Гук, тот вздохнул, Мистер Гук хорош в других организаторских отраслях, но именно заменить старика Мистера Олденбурга он ну никак не может. Вообще само понятие заменить человека, оно настолько бездарно, что если таковая замена всё же случается, то по итогу её адаптации она, разрушая свои горизонты, за собой тянет на дно ещё и всю систему целиком, попутно усиленно поедая финансовую, и прочие, некогда состоявшиеся части. Заменить можно идентичную деталь, и то износ и амортизацию оставшихся деталей попросту невозможно рассчитать до подлинного конца, дабы завести механизм сразу, без времени на притирку. И это всего лишь механизм, детали, а тут человек, и высокое государственное положение. И стало быть теперь, вместе с Мистером Робертом Гуком, будет поэтапно меняться вся система, в том числе и порядок легализации всех научных открытий. Мистер Гук, как вам известно, он не совсем приятельствует с вашим профессором, так сказать. Мистер Роберт Гук человек весьма социальный и с головой он редко уходит в какую-либо одну точку, несмотря на то, что на ряду со многими, он также умён и талантлив. Но суть даже не в этом, так уж повелось, что умы Оксфорда не особо жалуют вашего, не менее учёного брата из Кембриджа, что ж, традиции есть традиции.
Да, да, Мистер Брэкстон, вы снова правы! активировался Джон и принялся кивать головой и поджимать губы, самостоятельно, малость неумело, подливая себе чай.
А вы же ведь Мистер Джон когда-то так хотели подарить своему профессору, вероятно, в знак уважения те замечательные каминные часы. Помните? Хотели, но так и не решились подарить, Мистер Брэкстон немного оттягивал слова, делая меж ними едва ли заметные, язвительные паузы. Джон, прекрасно зная свой былой огрех, но совершенно не понимая откуда об этом ему известно, заметно покраснел, и особенно, наверное, изнутри, но, тем не менее, виду не подал.
Какие ещё часы? Что-то не припоминаю
Те часы, Мистер Джон, которые к счастью вы не подарили Мистеру Ньютону, к которым, в свою очередь, к этому новшеству в механизме приложил руку тот самый неприязненный Мистер Роберт Гук. И вы знали об этом, но всё же приобрели эти пружинные часики. Кстати, исправно ли они идут?
Спасибо. Да, идут. Хорошо идут, и снова секунды, внезапно павшие в вечность, застыли пред глазами Джона картинкой, в которой лёгкая улыбка и таинственный прищур Мистера Брэкстон пронизывают его буквально насквозь. Но тут же, в противовес пропасти на зелень сукна пали гербовые документы.
Мистер Уайт, вы назначены на должность второго Секретаря казначейства Кембриджширского графства, а также, вы вхожи теперь в совет комиссаров по делам финансирования новых экспериментальных отраслей, рождённых непосредственно в университетах Кембридж сити.
А это, гх, м, это я как? А.., в суете он аж запыхался на месте, и понёс что-то сплошь нечленораздельные. И пока Мистер Брэкстон провожал его до вновь возникшей волшебным образом изящной кареты, Джон всё, то время неторопливого шага, продолжал пребывать в некотором пьянеющем отупении.
Давайте, Мистер Уайт, доделывайте свои дела в Лондоне, отдохните заодно, а после, по возвращению в Кембридж, там вас будут ожидать перемены.
А как там, что? Я же это, я же не в курсе дел административных?
По всем рабочим вопросам вас проинструктируют, не переживайте, Мистер Брэкстон, каким-то строгим, генеральским, ясным тоном завершал беседу, а прочий инструктаж, вы, Мистер Уайт, как и прежде, будете получать всё спец курьером в рабочем режиме. Всю корреспонденцию по минувшим делам и задачам, вы, соответственно, также будете отдавать курьеру. Вот, держите, это часть официальных документов о вашем назначении. И как говориться, до новых встреч!
Мягкий вечер плавно, понемногу крался по весеннему городу, попутно цинично погружая многих его жителей в плещущие мысли, в юные чувства апреля, будоража, тем самым, все их внутренние порывы, что так сладко томились долгими зимними вечерами, в надежде однажды ярка и сызнова процвести. Карета летела на всех порах по пустынной дороге, и бархат столичной ночи уже в преддверии волшебства, отъявленно щекотал воображение Джона, то и дело, подливая в его, пока что ещё не совсем окрепший зоб тщеславия совершенно новый эликсир гордости, теперь уж, абсолютно иного уровня. Но также, помимо всех атласных мечт, в его голове поминутно стали возникать какие-то уж совсем ужасающие его сознание мысли и образы, а сопряжены они были с горсткой трескучих вопросов: «Молли! Откуда ему известно о ней? Чёрт! Я не потерплю такого! Что за фокусы? терзался и фантазировал он, молча глядя в окно кареты, продолжавшей мчать его в сити, Это возмутительно! Я, я.., я я второй секретарь казначейства графстве Кембриджшер! довольный Джон тут же перевешивал и умолкал, улыбаясь и украдкой облизывая губы, Мог ли я мечтать о таком? А часы те? снова в его мозгу возник Джон зануда, Часы! Ну, надо же, а? Долбанный Сэр Гук! Выскочка оксфордская! Я и знать не знал, что! Да всё я знал! Знал и об отношении профессора к нему, и о том, что какой механизм в себе содержат те часы, всё я знал!». Мыслям не было предела, они словно бы весенний паводок, то разливались в голове Джона, то бурлили, всё множа и множа площадь его изворотливых раздумий. А в то же самое время, как едва ли Мистер Уайт в карете покинул усадьбу, буквально в ту же минуту в вечерней тиши подле вдумчивого Мистера Брэкстон внезапно явился самый, что ни на есть, настоящий человек тень. Мистер Гофман, будучи чистокровным немцем, был мало того дисциплинирован, он был дотошный педант и любил предельную точность во всём. И выглядел он также соответственно: всегда был статен, суров, и в меру подтянут. Он точно также как и Мистер Брэкстон был глубок, умён и достаточно мудр, но только в своей социальной нише, где подобная черта некой брутальной наглости, в его весьма посредственном окружении местами вызывала даже страх, что обычно способствует цели посреди не откалиброванной массовой эмоции.