Самого шприца увидеть ей не довелось, она лишь чувствует его в деле. А еще чувствует, как что-то точно идет неправильно. Лори открывает дверь и одной ногой медленно ступает на асфальт.
Сделав еще один глоток, Джефферсон с теперь уже стабильно-легкой ноткой беспокойства выходит из машины для того, чтобы в самый подходящий момент словить ее на дороге. И он действительно ловит ее, поскольку транквилизаторам согласие не требуется. Вокруг не меняется ничего, за исключением бессознательного состояния Лори Бирн.
Он аккуратно укладывает ее в багажник, как бы сильно ни протестовало желание оставить ее на заднем сиденье.
В руках он чувствует легкую дрожь, как в детстве, будто кто-то вот-вот сможет его поймать и даже наказать. Но нет. Нет. Так долго он ждал этого момента, и вот он наконец наступил. В ту секунду, когда она села к нему в машину, для него лично ее волей было подписано согласие на все дальнейшее. По крайней мере, так он думает сейчас. Если кто-то считает, что здравомыслие в такие моменты исчезает, то он ошибается. До самого конца он ждал, что кто-то в соседней машине обернется к нему на повороте, чтобы сказать «Привет, приятель. Давно не виделись!», заметит женщина на кассе или заведет бестолковый диалог разочарованный водитель, заехавший сюда попутно. Но, кажется, удача сегодня на его стороне.
Он допивает свой кофе, затем опустошает стаканчик Лори и замечает на нем легкий след помады. Из сумки достает сигареты, которые в другом месте никогда и не лежали, и закрывает бардачок. Дорога обратно дается куда легче.
09.11.1990 Альфред. Записи
Я аккуратно кладу ее в багажник. Окидываю взглядом от шеи и до подошвы ботинок. От шеи Я оглядываюсь и убеждаюсь в том, что рядом по-прежнему никого нет. Мне нужна минута или две коснуться этой шеи, ощутить ее в своей руке. У нее не шея шейка, без труда умещающаяся в обхвате моих пальцев. Теплая, горячая. Я ощущаю размеренное слабое биение под большим пальцем. Оно повторно отдается между ним и указательным.
Моя. Моя. Моя. Моя. Моя.
Шепотом, вполголоса, криком разве я не победитель?
Перевожу глаза на ее длинные ресницы. Провожу указательным пальцем по самому краю. Такие мягкие. И линия бровей и ее прямой пробор и все это так близко. Я снимаю с нее худи и складываю рядом. Каждый сантиметр ее тела открытие, которого мне хочется (необходимо) коснуться. Так прекрасно на ней сидит это синее платье. Я знаю, за спиной ряд белых пуговиц, одна из них от белого воротника. Но не сейчас. Сейчас я просто не могу себе этого позволить. Но ее плечи Их вполне достаточно для того, чтобы доехать до места.
Я собираюсь захлопнуть дверь, но обрачиваюсь на ее ноги. Худые до невозможности с нелепой формой коленей, будто взятой от другого человека, но все же мои, мои, мои. Закатываю глаза, выдыхаю. Провожу руками до платья. Закрываю глаза и под платье. До бедер. Нет, это невозможно. Припадаю щекой к ее теплому животу. Под этим платьем он еще теплее. Конечно.
Моя.
Отстраняюсь во второй раз.
«Это больше не конец, это только начало», говорю себе.
Возвращаюсь за руль. Нет.
Снова выхожу. В багажнике веревки. Прекрасно знаю, мне нужно уезжать отсюда, но еще одна, всего одна манипуляция, и мне, возможно, станет спокойнее.
Связываю ее руки за спиной, один круг за другим, опираюсь коленом на ее ноги и ощущаю, как ее жизнь все больше зависит от меня. То ли еще будет.
Снова возвращаюсь за руль. Дорогу знаю. Конечно. Не впервые, но как в первый раз. Не было такого раньше, особенно с двумя последними.
Моя, моя, моя.
Хочется кричать об этом, заявить всему миру, Лори Бирн моя. Они узнают, конечно, узнают. Придет время, и все все узнают.
Нет.
Торможу на обочине. Плевать. Мне нужно развязать веревку к чему это недоверие? Она не проснется еще, как минимум, часа три, мне ли не знать, как это работает.
Развязываю и подношу веревку к лицу знакомый парфюм, нежный, едва уловимый. Снова смотрю на нее и вдыхаю пока что только так могу себе ее позволить.
26.01.1991 Питер
Солнце без особой на то причины щедро одаряет лучами продрогшую январскую землю. День и вправду оказался просто чудесным, к тому же и достаточно теплым. Пожалуй, по солнцу здесь соскучились все.
День за днем, год за годом работа здесь все еще кипит на своем закате. По утрам то и дело слышны тихие приветствия и шум в столовой. У всего есть свой конец, но ведь они все еще на плаву, а значит будут плыть и дальше. Только вчера Питер побывал на плановом заседании специалистов в Лондоне, успешно доложив в присутствии соответствующих лиц о возможных перспективах повторного расширения полномочий больницы, как, впрочем, и заикнулся об очень уж урезанном бюджете. Он в этом плане был просто увлекшимся оптимистом, как всем казалось, хотя, с другой стороны, в его действиях можно бы было усмотреть алчность. Расценить как действия человека, занимающего приличный пост и находящегося при этом на волоске от его потери. Тогда, возможно, стены действительно потребуют ремонта, а вот работа персонала и вправду покажется достойной, ведь это его наставлений дело.
Итак, сегодня здесь уже никто не спит. Нет, сегодня не особо важный день, просто настроение у всех в одночасье заметно приподнялось. Или же просто доктор Фаррелл захотел увидеть новый рабочий день в таком свете.
Вчера около половины первого он благополучно покинул кабинет мисс Блейк с блокнотом, полным новых заметок. Он никому об этом не скажет, и никто не узнает, ведь то, что он делает, он делает во благо своей собственной совести и все же доброго дела. Так или иначе, на лице его еще со вчерашнего дня присутствует легкая улыбка. Сейчас он снова готов к приему всех, кто в нем нуждается, вместе со стойким ощущением того, что сегодня работа точно пойдет в гору.
Лори появляется на пороге в пятнадцать минут десятого. Она на долю секунды замирает, одаряя Питера широкой улыбкой, которую тот видит впервые. И улыбается в ответ.
Доброе утро, мистер Фаррелл.
Доброе.
Он замирает на ней взглядом. Просто потому что столь роскошное появление оказалось весьма неожиданным. Она любит одеваться, он это заметил. Сегодня же это что-то совершенно другое, еще более изысканное и непредсказуемое. Она убрала волосы назад, полностью открыв лицо. Надела черную удлиненную юбку-колокольчик с белыми цветами и легкую белую блузку с v-образным вырезом и алой кофточкой сверху. Да, запястья ее по-прежнему скрыты, но сегодня это даже не бросается в глаза. К тому же, впервые за все время здесь она надела каблуки. И доктор Фаррелл даже не находит слов, по-человечески любуясь гаммой цветов и их обладательницей.
Присаживайся, он указывает рукой на кресло рядом.
«Ну, скажите же, что я красива!» выражает ее взгляд.
Сегодня она смотрит уверенно, но садится в кресло, снова смыкая колени и перекрестив стопы.
Как твое самочувствие?
Прекрасно сегодня, спасибо. Он оставил меня вчера, и я даже спала.
Лори улыбается и выуживает его взгляд из бумаг.
Так. Твои выходные все ближе. Ты пропустишь капельницы. Нужно быть аккуратнее. Но не прекращай пить таблетки. Это, коненчо, всего два дня, но случится может все. Распишешься тут? он протягивает ей ручку вместе со справкой.
Она оставляет подпись и возвращает ручку вместе с листком. Отвлекается на вид из окна. Солнечный свет достаточно яркий, она слегка щурится.
Хорошо вам. Вы спиной сидите. Даже не видите.
Оба смеются.
Спасибо вам большое за эти импровизированные выходные. Я обещаю, все будет нормально.
Я и не сомневаюсь.
Как планируешь их провести?
Хочу порисовать. Может быть, даже прихвачу с собой краски, когда буду возвращаться. Дома приберусь. Скучать не буду, это точно.