Пока муж наводил порядок в доме, Катерина сходила в сад и забрала дочь.
Варежка ждала отца и не очень разбиралась в образах, владеющих его сознанием. Поэтому хорошенько подготовилась написала очередной чудо-стишок, который тут же вручила, как только вбежала в прихожую, где уже ждал её Виктор, чтобы раздеть.
«Папа! Папа! Зима прайдет и железная дарога. R люблю тебя и ты мне дораг!» гласил свежий листок.
Виктор Николаевич не любил сантиментов и прочей театральной ерунды. Он прочитал издалека, по брезгливости не поднося записку близко к лицу, и с равнодушием отдал стих обратно:
Больше не пиши мне стишки, они мне не нужны. А лучше научись правильно писать букву «Я», заметил он раздраженно. Может быть, дочь Виктор Николаевич не любил совсем, ведь родилась она у Вити, который любил её и о ней заботился. А Виктор Николаевич только выполнял свой долг.
Потом он, сам того не ожидая, довольно грубо оторвал от себя Варежку и, взяв жестко за плечо, отвел на кухню.
А теперь ужинать ты худая, как недоношенная змея!
Он даже уловил на мгновение, что в его сознании промелькнул прятавшийся за тенью Виктора Николаевича образ Витька Кувалды, давно, ещё в 90-е, тусовавшегося с друганчиками на районе.
Варежка же потом не однажды добивалась у мамы, кто такая эта недоношенная змея. Но та никогда не отвечала прямо, а только пеняла на плохонький Варин аппетит.
К следующей перевахте Варя уже не встречала папу стихами, не бросалась на шею и не рассказывала ему взахлеб о своих интересных и, конечно же, необычайно важных новостях. Она радовалась, но на некотором расстоянии, будто боясь войти в кружок личного папиного пространства. И всё ждала, когда он сам её позовёт.