Пообещав передать привет родителям, я распрощался и решил заскочить к своему другу Ромке, чтоб от него позвонить Аленке. Но Ромки дома не было. Они с отцом уехали на стрельбище. Ромкин отец был заместителем командира бригады. К своим тринадцати годам Ромка стрелял из всего, что только стреляет, причем очень недурно. Я написал ему записку. Посетовав, что не успел похвастаться клинком, ремнем и штанами, побрел домой.
Делать было нечего. До Аленки не дозвонился. Никто не брал трубку. И я, весь в расстроенных чувствах и в мыслях о несправедливости мира, пригреб домой.
Есть не хотелось, хотя обычно после тренировки я готов был быка стрескать и еще на поросенка засматривался бы. Шучу. Ни разу не ел поросенка. Но по фильму «Иван Васильевич меняет профессию» знал, как он выглядит.
Написал короткую записку Ирке. Так, мол, и так. Телеграмма аэропорт Москва; приеду расскажу, как мы с мамой и папой повеселились. Злой на нее. Не до сантиментов.
Забросил в сумку мыльно-рыльные и задумался сколько брать денег? Решил взять на все про все двадцать рублей. Из копилки вытащил то, что сумел, не разбивая, еще семь рублей пятнадцать копеек и решил, что хватит. Слышал, что самый дорогой билет стоит рублей восемнадцать. Закинул сумку на плечо. Дверь закрыл, а ключ положил под коврик.
Приключение начиналось. Но настроение было какое-то не под стать событию. В Москву я уже летал. Один. На новогодние праздники. Поэтому особой новизны не было. Что-то мешало и грызло под ложечкой. Состояние было как будто на тебя накатывает тяжелая, влажная, холодная туча на плато.
Сел в троллейбус «Ялта аэропорт». Даже в окно не было желания смотреть. На небе не было ни облачка, и солнце заливало ярким светом горы, леса и долины. Но внутренняя туча не проходила. Наоборот, разбухала и давила. Это потом я узнал, что такое состояние бывает перед опасностью. И каждый Воин знает, что в таком случае делать: остановиться, осмотреться и ждать опасности. Готовиться!
А я попытался отвлечься. Достал плеер с кассетой «Кино» и постарался улететь в музыку. От «Скованных одной цепью» стало еще неприятнее. Достал из кармана на ремне конфету. Съел. Стало как будто легче. Так и съел все восемь конфет из восьми карманчиков. Кинул взгляд на часы подарок папы. 19:47. Время было и на мороженое, и на поглазеть.
Вообще люблю наблюдать за людьми. Как будто проживаешь вместе с ними мгновение, прикасаешься к их жизни и ненадолго становишься ее частью.
Первым делом билет. Я не совсем представлял, как подойду и попрошу билет в этой кассе 2, но все оказалось просто. Подошел. Спросил. Мол, мне нужно выкупить билет до Москвы на фамилию Гаврилевский. Девушка, какая-то невзрачная, с волосами как пакля, зыркнула, натянуто улыбнулась и ответила: конечно, пожалуйста.
Вот твой билет за него уже заплачено.
Я удивился, но не настолько, чтобы спрашивать, кем заплачено. Решил, что папа как-то оплатил билет. Да и мороженого хотелось. До посадки я то и дело жевал мороженое с малиновым вареньем и шоколадом, закусывая двумя пирожными «Картошка» и запивая бутылкой «Байкала», стараясь понять, почему еда в аэропорту всегда такая вкусная.
Самолет, обычный ТУ-154, был заполнен на треть. Люди заходили, рассаживались и как-то сразу затихали: кто-то пытался заснуть, а кто-то и засыпал. Недолго порулив, самолет чуть приостановился на торце взлетно-посадочной полосы и, разогнавшись, оторвался от земли. В момент, когда убиралось шасси, просел, но, добавив сил движкам, начал быстро набирать высоту и одновременно резко накренился влево.
Через одно кресло от меня сидел странный дед. Он то ли дремал, то ли молился. Глаза его были закрыты. На лысой голове тюбетейка, а вся одежда и рубашка, и мятый пиджак у него топорщилась.
Ну и ладно. Конечно, лучше, чтобы я сидел у окна, но и в проходе неплохо. Скоро Москва. И мама с папой.
Как только загорелось табло, разрешавшее расстегнуть ремни, я полез за сумкой. Подумал, что с плеером время пролетит быстрее. Но не успел я раскрыть сумку, как прозвучал выстрел. Это был именно выстрел. Девушка-стюардесса упала, а на ее месте появился бородатый мужик с автоматом. Тут же заголосили несколько людей. Какие-то мужчина и женщина направили пистолеты в сторону голосящих, и раздалось еще несколько выстрелов. Крик прервался.
Самолет захвачен и будет следовать в Афганистан, прозвучал спокойный картавый голос по внутренней связи.
В нашем салоне остались двое с пистолетами, стрелявшие в людей. Все произошло так быстро, что я все еще находился в состоянии поиска плеера и наушников в сумке, а руки автоматически начали подбирать средства защиты. Даже не понимая, что делаю, я нащупал сюрикены и метатель. В правую сюрикены между пальцев. Кидать придется кистью от груди, а метатель в левую. Эх, мне бы посмотреть в этот момент на деда! Но я не посмотрел.
Как во сне, я метнул один сюрикен, затем второй, отметил взглядом, что попал точно туда, куда целился, в горло одному и второй. Повернулся и без замаха отправил в полет метательный нож. Мужик с бородой и автоматом то ли почувствовал, то ли услышал что-то и начал поворачиваться. Но с девяти метров, которые нас разделяли (он стоял лицом ко второму салону, а ко мне спиной), я бы не промахнулся и в темноте на звук. Учили все же четыре года. Стало совсем тихо.
Яркая боль вспышка в районе затылка, и все. Удивленно раскрытые глаза женщины с соседнего ряда это последнее, что я запомнил. Дальше была чернота.
2.
Проснулся я от жажды. Нет, не от того, что хочется пить. А от ощущения, что начинаешь задыхаться, потому что распухший язык скоро заполнит все пространство во рту. Руки скованы сзади, и я их не особо чувствую. Ноги тоже связаны, причем и в щиколотках, и в коленках. От щиколоток идет удавка к шее. Шевельнулся затягивается. Я тоже такие схемы обездвиживания знаю. Попробовал накопить слюну чтоб хоть чуть-чуть протолкнуть в глотку влаги. Нет, слюны не было. Попробовал открыть глаза. Не открываются.
Рядом разговаривают вроде по-арабски. Хлопнула дверь. Ко мне подошли, пнули в живот. И еще раз. Боль где-то внутри, но какая! Я даже не понял, что это было. У меня ж повышенный болевой порог. Так постоянно говорил мой учитель Харлампиев. Не похоже на то. Как будто что-то во мне колючее шевелится и разрывает внутренности. Потом я услышал верещащий голос с истерическими нотками. Колющая боль внутри остановилась, но ощущение инородного и холодного внутри меня не пропало. Потом что-то кольнуло в шею и все.
Что-то мне совсем было плохо. Мысли ползали в черепной коробке как осы в меде. Попробовал шевелиться. Стало еще хуже. Пробую открыть глаза. Правый чуть разлепился. Даже что-то различает через муть. Левый не видит. Или выбили, или заплыл так, что не открывается. На шее что-то жесткое и тяжелое. Руки связаны с этим жестким напрямую. Это колода, вот что это приходит мысль и ускользает вместе с сознанием. Меня чем-то облили. Я это ощутил. Потом пришла вонь. Воняет помоями и фекалиями. На улице светло. Приоткрыл еще раз правый глаз. Тяжелая колода. В нее продеты мои руки и голова. Я лежу. И ног от поясницы не ощущаю. Их нет. Снова выключилось сознание.
Реальность вернулась махом от боли в районе позвоночника. Как будто туда вошел шип. А может, так и есть. Напротив, в позе лотоса сидел китаец и смотрел в мой правый открытый глаз. Видимо, галлюцинация, раз молчит. Снова боль в позвоночнике. Снова теряю сознание. Так день, ночь, день, ночь. Приехал бородатый седой мужик. Судя по тому, как вокруг него все вертятся, начальник. Подошел ко мне. Посмотрел. Что-то сказал китайцу. Тот кивнул. Потом замахнулся ногой. Взрыв в голове и снова ничего не чувствую.