Мы были бригадой, а бригадиром у нас был кореец, которого звали Ментаем. Раньше этот кореец вместе с семьей проживал где-то вблизи китайской границы. Но по страсти сталинских властей перемешивать народы и всех перемещать как можно дальше от мест их рождения и обитания, он был выслан в Казахстан. Для нас он был добрым и снисходительным начальником, правда, мы не испытывали его терпения и жили с ним мирно. Периодически он давал нам немного передохнуть, а потом ласковым голосом приглашал к работе: «Девчаты! Давайте айдайте, гуртайте!» И мы брались за свои лопаты. Другие работники совхоза звали нас девками. Я предполагаю, что, согласно деревенскому менталитету, это было обычное обращение к молодым женщинам. Но надо помнить, что все мы были девочками городскими, а в городском лексиконе слово «девки» имеет совсем другое значение. Мы обратились к директору совхоза и попросили, чтобы нас девками больше не называли. Наша просьба была уважена.
В связи с этим вспомнился еще один курьез. Возчик, который привозил нам воду и продукты на замученной лошаденке, материл ее почем зря. При очередном визите директора мы пожаловались на матерщинника. Директор при нас же строгим голосом сказал ему, чтобы при разговоре с лошадью он использовал только парламентские выражения. Возчик был потрясен и обижен до слез: «Да ведь она же другого языка не понимает! Она и работать не станет без крепкого словца!» Директор не поверил ему. Тогда мужичок решил продемонстрировать строптивость своей скотинки. Он начал ее понукать, лошадка ни с места. Тогда он, извинившись, покрыл ее трехэтажным матом. И что же, бедное животное резво побежало по дороге. «Вот видите!» торжествующе воскликнул мужик. Этот вопрос мы оставили открытым. Но при нас возчик старался употреблять фольклоризмы как можно меньше.
Уж если я заговорила о мате, то доведу освещение этого вопроса до конца. В деревне, возле которой располагался наш маленький лагерь, жила местная дурочка. Это была симпатичная, круглолицая, крепко сбитая деваха с признаками отставания умственного развития. Вот уже если и говорить про матерщинников, то вот это про нее. В ее лексиконе, кажется, других слов и не было. Наши мальчики решили увеличить ее словарный запас и перевели весь мат на латынь. И теперь эта деваха кричала на все село: «Glans penis, mons pubis!» Или что-нибудь подобное.
Как известно, в Казахстан депортировали не только корейцев и финнов. В сталинские времена почти все приволжские немцы также оказались здесь. Но и вдали от родных мест они сохранили свой образ жизни, и их селения поражали красивыми, окруженными садами и обсаженными цветами домиками. Но меня больше всего удивляли местные ребятишки. Они еще не знали национальной розни, и все, и русские, и немцы, и казахи, играли вместе и общались на чудовищной смеси всех трех языков. Нас это особенно развлекало, так как мы и в школе, и в институте изучали немецкий.
Разместили нас в большой, человек на 1520, палатке. Мальчики в одной стороне, девочки в другой. Спали прямо на земле. Вот тогда-то мы и узнали, зачем требуются чехлы для матраца. В эти чехлы мы напихали сено, которое нам привезли. Подушки также были набиты сеном. Вот так мы и спали. Для мытья привозили воду в бочках. Сначала нам привозили воду каждый день. Потом возчику, вероятно, стало лень ежедневно мотаться на ток, и нам объявили, что воду будут привозить через день. Вот тут-то мы взбунтовались и не вышли на работу. Приехал директор совхоза. Как всегда, разрешать наши проблемы. Вероятно, он был неплохой человек и хотел нам помочь. Мы сказали ему, что вполне согласны на наше скромное существование и весьма своеобразное питание в местной кухне, но от возможности помыться после пыльной работы на току ни за что не откажемся. Директор не стал с нами спорить, и с тех пор мы получали воду каждый день.
О своеобразности питания. Кормили нас вместе с казахами-механизаторами на большой кухне, которая находилась в нескольких сотнях метров от нашей палатки. Пища была очень однообразной, но в достаточном количестве. Каждый вечер и каждое утро повариха подавала нам манную кашу, приправленную жаренным на каком-то жире луком. Есть это было невозможно. Поэтому мы нашли выход покупали в местном киоске сахар и все это варево приправляли большим количеством углеводов.
Позднее мы узнали, в чем секрет этого блюда. Как-то поварихе понадобилось отлучиться со своего рабочего места на одни сутки. Все хозяйство на это время она передала нам, девочкам. И тут мы узнали, что все блюда готовятся на свином сале. А я уже сказала, что столовались мы с казахами-мусульманами, религия которых запрещает есть свинину и свиное сало. И вот, чтобы замаскировать запах свиного сала, повариха сперва жарила его вместе с большим количеством лука, а потом приправляла им еду. А потому и мы все блюда ели с луком. Нас предупредили, что, если казахи догадаются об этом, и нам, и поварихе не сносить головы. Мы не подвели ее.
В результате такой диеты мы все поправились изрядно. Я, к примеру, потолстела на восемь килограммов. Маюся Турапова, которая до поездки на целину подавала большие надежды в легкой атлетике, взяла с собой тренировочный костюм и собиралась тренироваться и держать форму. Но все пошло прахом. Она была наполовину узбечка, высокая и стройная. Кожа ее слегка отливала оливковым цветом. Если учесть еще прекрасную, по-восточному вытянутую, как у египетских цариц, фигуру, то можно сказать, что выглядела она замечательно. Впрочем, я не сказала бы, что слегка округлившиеся от сахара формы ее стали смотреться хуже. Я много времени проводила с Майей. После работы, помывшись и поужинав, мы с ней уходили в степь и разговаривали. Мы говорили обо всем и хорошо понимали друг друга. Не могу сказать, что нам было скучно. Несмотря на полное отсутствие того, что принято называть культурой телевизора, радио, библиотеки, жили мы хорошо, нескучно, дружно, тихо и неторопливо.
Я уже сказала, что девочек нашей группы направили работать на ток. Оставшихся же двух мальчиков, Валерия Воинова и Володю Гриценко, определили на работу на комбайн отгребать солому из копнителя. Работа эта была жуткая. Копнитель это какое-то хлипкое, состоящее из тоненьких жердочек, сооружение, постоянно находящееся в тряском движении. При этом работа эта производилась в тридцатиградусную жару в сплошном облаке густой черной пыли. Но на этой работе Валерий Воинов проработал около двух недель.
В начале августа у него был девятнадцатый день рождения. Мы всей группой решили устроить ему маленькое торжество. Что-то купили, приготовили весьма скромный стол, нарвали полевых цветов и пошли навстречу юбиляру. Но встретить нам его не удалось. Именно в этот день во время работы он упал с того сооружения, который называется копнитель, и сломал ногу. Позднее он рассказывал, что его отвезли в местную больницу, но врач даже не вышел, чтобы осмотреть его и назначить рентгеновское исследование. Медсестра на глазок кое-как наложила гипс и отправила в больничную палату. После нескольких перебросок его из одной больницы в другую, он все-таки был отправлен в Ленинград, где ему и оказали надлежащую помощь. Валерий и Володя стали профессорами и сейчас работают в нашей Alma mater. Сейчас, когда я рассматриваю старые институтские фотографии, удивляюсь, какими же мы все были молодыми и красивыми. Если бы пришлось все начинать снова, я влюбилась бы в наших мальчиков. Они были очень симпатичными.
Случай с нашим одногруппником не был единственным несчастным случаем. Другой наш однокурсник весь сезон проработал на заправочной станции. Спецодежды у него, естественно, не было. Тот ватник, который он взял из дому, весь пропитался бензином. Как-то он решил закурить, вдруг одежда на нем вспыхнула. Он побежал. Как рассказывали очевидцы, пламя тотчас хватило всю его фигуру. Потом он упал, начал кататься по земле, звать на помощь. Никакой техники безопасности не было, и другие ребята, работавшие с ним, не знали, как следует поступать в таких случаях. Скоро он затих и уже больше не поднялся. Мы все были потрясены и долго не могли забыть этого случая. Да и сейчас, раз я пишу об этом, значит, что я до сих пор не могу забыть этого мальчика.