Мы молчим. работа серьёзная. Он отвёл нас на участок: метров 50 дороги, новенькие белые шпалы лежат просто на земле, рельсы пришиты. Картина похожа на оскаленные зубы. Колодцы (пространства между шпалами) пустые, аккуратные кучки щебёнки рядышком с рельсами. Видно, что гондолы разгружались только что, стоя на участке.
Уже хорошо бросать недалеко и удобно. Понеслась! Мы с Игорем Домашневым в паре, сперва он на черенке, потом поменялись Закидали мы эти колодцы, как последние в жизни. Во время секундного перерыва в работе я (сил уже не было) глянул напарнику в лицо: глаза Игоря дымились от усталости (так, во всяком случае, я это увидел), и мысль мелькнула у меня в голове: «да если крепко сбитый земляк так наелся, то мне сам Бог велел». И мне полегчало. И мы кидали, кидали и закидали щебёнкой эти колодцы, будь они трижды неладны. А дальше я это день не помню. Зато последующие 50 лет, встречая Домашнева Игоря Анатолиевича в Черноголовке, я ощущал доброе его «дыхание» ко мне, получал крепкое рукопожатие с гулким «Здравствуй, Слава!», внимательный взгляд глаз, внезапно задымившихся на тридцатом километре норильской железной дороги в 69-ом году.
Эпилог
Кратко о том, что мы сделали за время пребывания в Норильске. Мы отремонтировали 8 (ВОСЕМЬ!) километров сложных, потенциально аварийных участков дороги: подъёмы, повороты, мосты, станционные участки. Разнокалиберные по весу и по форме, тяжеленные смолёные чёрные шпалы, положенные прямо в землю ещё в 30-х годах двадцатого столетия, мы заменили на беленькие, квадратные в сечении шпалы из драгоценной лиственницы. Беленьким смоление не нужно, эти шпалы в условиях севера не гниют. Мало того: мы положили под шпалы щебёнку, дроблёный камень, обеспечив на будущее надёжный дренаж. Это важно: промерзание сырого грунта вызывает со временем неконтролируемую деформацию пути и его аварийность.
Помню, стою, смотрю с высокой точки на весь изогнутый участок «Тундры», на котором мы только что полностью закончили работу. Рядом мастер, невысокий мужичок, локальный хозяин этого участка (имени его не помню). Помню, он из Владимира, несколько лет назад вынужденно (болезнь, нервы) сменил место работы (ткацкая фабрика) и жительства на северные («сейчас-хорошо На свежем воздухе работаголова потряхивает головой» «в порядке»).
Слава нашим поварихам В Абаляевой и А. Зварыкиной. Тундра 1969г. Норильск
Так вот, он тоже глядит на свой участок и медленно, негромко выговаривает: «Вот она, лежит путь. Ништо ей теперь. 10 лет ничего не надо будет. А ведь каждый день, бывало, латали. Теперь Ничего ей.» А я, слушая это, осознаю от нас здесь реальная польза. Реальная! Здорово! Участок на «Тундре» 4 км. Впереди, как потом выяснилось, было ещё 4 км.
«Метрик за метриком 8 километров, было под дождём, а было и под ветром,.. " но это уже из песни к фильму Саши Хруща о нашей жизни и работе в Норильске.
Прошло очень много лет и чтобы вспомнить всех (или почти всех) участников трудовых будней понадобилось очень много времени и усилий.
Список Первой норильской бригады 1969 года:
Абаляева Валентина, Андрианов Валерий Архипов Валерий, Боков Алексей, Бостанджиян Вартан, Буравов Лев, Грачев Вячеслав, Денисов Николай, Довбий Евгений, Домашнев Игорь, Дьячков Анатолий, Ефимов Олег, Зварыкина Александра, Капустин Николай, Куликов Иван, Лазарев Валентин, Любовский Рустэм, Любовская Римма, Мартемьянов Владимир, Панов Вячеслав, Петинов Владимир, Петров Юрий, Рубцов Владимир, Скворцов Владимир, Соляников Вячеслав, Столин Александр, Тонков Евгений, Тумашов Юрий, Филипенко Владимир, Фирюлин Константин, Хрущ Александр, Шувалов Виктор, Шпуга Михаил Георгиевич.
Апофеоз Норильска-69: кассиры В. Мартемьянов и В. Бостанджиян раздают заработанные деньги
Олег Ефимов__Норильск 1969
К сожалению, к моему позднему возрасту воспоминания о стройотрядах в Черноголовке стали отрывочными, фрагментарными. Я путаю даты, забываю имена и даже последовательность событий. Ну вот эти отдельные эпизоды.
Предложение о поездке в Норильск от Рустэма Любовского было для меня подходящим. Обычно я летом отправлялся в горы, в альплагеря, где работал инструктором, или в экспедиции. Так продолжалось 14 лет. Но после экспедиции на пик Коммунизма в 1968 году ситуация поменялась.
Наш профсоюз, который относился к Минсредмашу, перешел к Министерству общего машиностроения. Для меня и моего друга Анатолия Рабинькина это означало смену нашей команды альпинистов на новую в обществе Зенит, где мы пока никого не знали.
В связи с этой неопределенностью я решил сделать перерыв в летнем альпинизме и дал согласие Рустэму на Норильск. Это тоже романтика, ветер странствий, заполярье, о котором я много читал, имена исследователей Урванцева, Ушакова, строительство горнохимического комбината под руководством Завенягина, труд заключенных, описанный Солженицыным.
Ко всему этому хотелось прикоснутся. Из своего отдела кинетики и катализа я пригласил Колю Денисова, Витю Шувалова, Славу Панова и Сашу Хруща моих друзей, увы, уже ушедших из жизни. Кроме того, я напросился в передовую группу в составе самого Рустэма, Бостанджияна и, кажется, Тумашева.
Норильский аэропорт нас встретил неприветливо после зелени и раннего тепла в Черноголовке: по взлетному полю мела поземка. Нас радушно встретил в своей квартире редактор местной норильской газеты, который заодно был близким знакомым одного сотрудника нашего института Веретенникова и нашим контактным лицом в Норильске. Прием был прост и незамысловат. На столе стояли бутылки нашего и хозяйского коньяка и в качестве закуски черная икра, которую брали столовыми ложками. Под столом спала сытая хозяйская собака.
На утро нам предложили варианты: работу в Норильске на комбинате либо железную дорогу в тундре. У меня уже был опыт работы на горно-химическом комбинате в Усть Каменогорске. Еще та романтика, и, почувствовав знакомый запах сернистого газа, я немедленно настоял на тундре.
Станция, на которую нас отвезли, так и называлась «Тундра». На ней красовался лозунг «Будущее принадлежит людям честного труда». Все ясно и пояснений не требуется.
Предоставили большое помещение, совершенно пустое, и выдали матрацы. На них и разместились ребята, прибывшие вслед за нами. Пока без женщин поварих. Их роль взялись выполнить Слава Смирнов и Юра Шекк (увы, их тоже нет в живых). Нам показали, где в снегу прикопаны туши северных оленей. Они с наступлением весны кочуют севернее, спасаясь от гнуса, и пересекают рельсы по деревянному настилу, так как боятся железа. В толкучке многие погибают и замерзают. Но оленина, менее жирная чем говядина, на вкус приятна и хорошо сохраняется под снегом. Так или иначе, жизнь пошла, и работа началась почти сразу. Нас подняли разгружать подкладки для рельсов. Какое это время суток было сказать трудно. В Заполярье световой день не прерывается. К этому быстро привыкаешь. Особенно когда видишь за окном ребятишек, играющих в футбол в полночь.
Надо сказать, что весна в тундре наступает стремительно. Вдруг появляются большие проталины со свежей зеленью, на них одуванчики «Хлопок тундры» с плотной белой головкой и, наконец, загораются оранжевые жарки, букетами из которых мы встречаем наших поварих Римму Любовскую и Валю Абаляеву (опять тот же грустный рефрен, и сколько же я живу, где Вы мои дорогие?!). Впрочем сугробы для оленины в тени строений долго держатся.
Работа не такая уж замысловатая, особенно под руководством опытного мастера. Срываем старые 12,5-метровые рельсы (еще Демидовские), укладываем балласт крупную щебенку, меняем шпалы, затаскиваем новые уже 50-метровые рельсы, кладем на подкладки и зашиваем их большими гвоздями (наверно со времен Христа).