Мы считаем, что нет. Джервас Краун постоянно проживает за границей и сейчас, судя по всему, спешит на родину, чтобы разобраться с делами. Я с ним незнаком, но, конечно, мы рассчитываем с ним побеседовать даже если он находился в другой стране, когда дом загорелся. Картер решил, что начало могло показаться Монике слишком суровым, и потому, подумав, добавил: Сейчас ему должно быть тридцать пять лет.
Моника поджала губы и задумалась.
Да, наверное Как летит время! Бедный мальчик то есть я очень жалела его, когда он был маленьким. Мать его бросила, сбежала из дома и не вернулась. Правда, его еще до того, очень рано, отправили в школу-интернат. Может быть, оно и к лучшему. Обстановка у них дома была не из лучших.
Себастьян Краун, его отец, больше не женился?
Нет. Работа для него всегда была на первом месте. Кажется, он сколотил приличное состояние.
Да, это уж точно, ответил Картер.
А Джервас женат? вдруг спросила Моника.
Картер сообразил, что так и не спросил Фоскотта, есть ли у Джерваса Крауна спутница жизни подружка, тем более жена.
Не знаю, Моника. Мне известно только, что он играет в гольф, занимается серфингом и ездит верхом.
Верхом? удивилась Моника. Когда он был мальчишкой, он увлекался спортивными машинами, а не лошадьми.
Ну да, оживился Картер. Мне говорили, пару машин он разбил.
Ах, верно Моника отвернулась; видимо, ей вдруг расхотелось отвечать на вопросы.
Если помните, его спутница, молодая девушка, получила очень тяжелые травмы.
Петра Стейплтон Она и до сих пор здесь живет. Моника поджала губы. Ей явно не хотелось больше обсуждать эту тему.
Кухонная дверь приоткрылась; на пороге показалась Милли, прижимавшая к себе Мактавиша. Девочка окинула взрослых подозрительным взглядом.
О чем это вы тут разговариваете? Она переводила обвиняющий взгляд с отца на тетку.
Тебя, моя милая, наш разговор совершенно не касается! ответила Моника. Ты закрыла коробку крышкой?
Милли кивнула.
А вещи собрала? Папа собирается уезжать.
Милли побежала собирать сумку. Картер очень удивился, сообразив: хотя Милли оставалась у Моники всего на день, они привезли с собой полный рюкзак вещей, как будто собирались в долгое путешествие. Потом он вспомнил кое-что еще.
Завтра, когда я за ней приеду возможно, я возьму с собой Джесс Кемпбелл. Вы помните Джесс?
Еще бы мне не помнить! С удовольствием снова повидаюсь с ней! Моника не скрывала любопытства.
Я хочу познакомить ее с Милли, продолжал Картер, гадая, не ошибся ли он и не порождает ли ненужные домыслы.
Отличная мысль! обрадовалась Моника, что вовсе рассеяло его опасения.
Когда он проверял, хорошо ли дочка пристегнулась, Милли подалась вперед и прошептала ему на ухо, едва скрывая злость:
Меня касается все!
«Меня тоже», подумал Картер, если речь идет о Джервасе Крауне. Потом он подумал: может, предупредить Милли, что завтра он приедет за ней с одной знакомой? Нет, лучше подождать.
Петра! громко позвала Кит Стейплтон, стоя на середине бетонированной площадки бывшего палисадника. Аккуратная деревянная табличка на воротах извещала, что владение называется «Амбар». Собственно говоря, название относилось к двум зданиям, стоящим рядом.
Кит прислушалась. Сестра либо в жилом доме справа, либо в бывшем амбаре, где она устроила себе студию. Кит знала, что сестра где-то здесь, потому что ее машина с ручным управлением и знаком «Инвалид» стояла на своем обычном месте.
Я здесь раздался тихий голос.
Кит пошла к бывшему амбару и заглянула в дверь. Почти все амбары, как правило, полутемные, но в этом целую секцию крыши заменили стеклом, чтобы сестре хватало света для работы. Петра стала художницей-анималисткой; она довольно неплохо зарабатывала на портретах домашних любимцев. Иногда она выигрывала конкурс и получала заказ на обложку для детской книги о животных или, реже, книги для взрослых. Поэтому в студии хранились не только холсты, кисти и прочие обычные для художницы вещи, но и самый разный реквизит. Сейчас Петра трудилась над обложкой нового издания классической книги викторианской эпохи «Вороной красавчик». Сбоку, на крюке, висело дамское седло; рядом красовался старинный манекен в красной бархатной дамской амазонке костюму для верховой езды тоже было почти сто лет. Кит, как всегда, остановилась на пороге и похлопала по голове старинную лошадку-качалку. Этот благородный скакун был любимцем Кит и Петры, когда они были маленькими, а до них их родителей. Теперь, состарившись, их конек перекочевал на страницы нескольких детских книжек, которые иллюстрировала Петра Художница сидела за мольбертом, спиной к гостье. Она сосредоточенно работала.
Кит тихонько подошла к сестре и стала ждать, когда она отложит кисть и развернется к ней. Во время работы Петра надевала поверх одежды специальный фартук. Не самый изящный наряд, но Петру он не портит Кит с грустью подумала: Петра до сих пор очень хорошенькая Да, хорошенькая и милая. Густые темно-русые волосы подхвачены на лбу широкой лентой. Лицо безупречное; морщинок почти нет. Да, сестра на удивление хорошо выглядит, особенно если вспомнить, сколько всего ей пришлось перенести. Страшная боль после аварии несколько операций, изматывающие процедуры, призванные хоть как-то восстановить поврежденные мышцы. Только в глазах как будто навсегда застыло страдание
Увидев сестру, Петра радостно улыбнулась:
Какой приятный сюрприз! Я тебя сегодня не ждала.
Я не вовремя? спросила Кит.
Очень даже вовремя. Мне требуется кофеин в больших количествах. Петра завела инвалидную коляску и покатила к двери. Кит поспешила за ней.
Домик, к которому они направлялись, в начале своего существования был предназначен не для людей, а для лошадей. Благодаря большим дверным проемам бывшая конюшня идеально подходила Петре. Она получила независимость, которую так ценила.
Во всех традиционных коттеджах двери и окна крохотные, а по закону о защите памятников старины любая, даже самая мелкая, переделка требует такой бумажной волокиты, что лучше даже не начинать.
Внутри планировка была свободной; кухню и зону отдыха объединили в одно пространство, не загроможденное мебелью. Архитектору поручили прежде всего приспособить жилье к потребностям Петры. «Я счастливая», часто говорила Петра, причем не кривила душой.
Кит вспомнила, как нелегко было убедить мать, что Петра вполне способна жить одна. Несмотря на то что Петра это доказала, Мэри Стейплтон до сих пор волнуется за младшую дочь. Понять ее можно, но всему есть предел. После аварии они долго не знали, сумеет ли Петра себя обслуживать. Но врачи, которые выражали сомнение, не знали Петру. Она упорно боролась за себя, и ей удалось восстановить функции верхней половины туловища. Правда, нормально ходить она так и не смогла. Когда Петра вынуждена вставать из своей инвалидной коляски, она ковыляет на костылях, стоящих у парадной двери. Дождавшись, пока сестра выберется из коляски, Кит протянула ей костыли, и Петра буркнула: «Спасибо!» Родственники знали, что предлагать Петре какую бы то ни было помощь надо очень осторожно. «Если мне что-то будет нужно, я попрошу!» язвительно отвечала Петра.
Тем не менее сейчас Кит решительно объявила:
Ты потратила столько сил на свой рисунок Давай я сварю кофе!
Я и сама справлюсь, ответила Петра как и ожидала Кит.
Конечно справишься, я не сомневаюсь! Я не говорю, что не справишься. Просто позволь мне сварить кофе. Ну пожалуйста! Я так хочу.
Ну ладно, не слишком любезно ответила Петра, правда смягчив резкость улыбкой. Такие разговоры сестры вели всякий раз, как Кит заезжала к Петре.