С озлоблением грёз в безызвестность смотря
Ты не ищешь вопрос над подножием мира,
Лишь лишившись своих идеальных веков -
Повторяешь для слов оправдание рода.
Им ты думаешь стать и немедля устам,
Изымая сквозь власть подопечное тени
Ты нарочно молчишь, и немного о чём то
В думу времени мчишь идеальный рассвет.
Что посеян для глаз и без радости в нас
Он итог бытия, там за смертью взросления,
Он древнейший намёк озарять этот день
В непокорном окне, удивляя томление.
Ты бы взял от него свод космической тьмы
И направил у жизни за границы молчания,
А потом вознемог и без резкости слов -
Всё искал одному, восклицая прощание.
Смерть не думает там и нарочно к глазам
Неприглядно горит этот город дознания,
Если смог ты дожить и без устали сам -
Принимаешь фактуру за основой прощания.
На свече озарит ночью тусклый магнит
Из него говорит ночь на праве веков,
Будет жить для своих эта пустошь о той
Неприметной главе, утоляя молчание.
За обрывками в нас ты на Невский погас
И его берегов ты свечу в оправдание
Всё ведёшь от сердец, чтобы думали здесь,
Отличая магнит, по которому чаяние
Этой светит порой в непонятной игре,
Закрывая позор социального края,
Стать бы им потому к облучателю звёзд
И наверно во тьму этой участью зреть.
Думал сам для себя подопечный родник,
Как свеча в монолитном опустении грёз,
Что сегодня укроет эту пользу твою
За границами света, подзывая свечу.
Думать ей лишь твоя не пройдённая даль,
Нам за смертью стоять и просить отдаление
Стало верным умом к обращению сна
Городской тишины у последнего солнца.
Холод загадывания мифа
По озеру проглядывает миф,
Он жук твоей фортуны и молитвы,
Над ним свод обязательства томит -
Прохладу идеального вокруг.
В одежде слов, изнеженных нам с виду
Ты вечером противным стал клеймом,
А холод забывая за вином -
Отчасти смел той бытной чередой.
Искал ту участь жизни за немой
Озёрной пропастью в нетленные века,
Так жил на берегу у слёз пока
Не растворился в темени под сон.
Несёт тебя сквозь холод в унисон
Манера власти к способу прожить
За бытностью искусства эту жизнь
И страх очеловеченной надежды.
Её ведёшь сквозь озеро, дрожа,
А холод забывает склеп едва -
Над правом носит ветер приговор
Сквозь блёклый призрак утреннего неба.
Пока ты сосчитал пороки звёзд -
Им были рыбы в почерках немы,
А ты стоял под словом до войны
И ждал свою студёную прохладу.
Не мифом славен отчий склеп вещей,
Он ждал своей утопией под старость,
А жёлтый свет так нарочито был -
Тебе у лунной площади наградой.
За эту слов скрижаль ты, поднеся -
Ведёшь искусству новые границы,
По той озёрной воли веренице
И ей загадываешь чёрные глаза.
На свете белом видел ты о них
Рассвет утопий к смелости внутри,
По той, которой был ты впереди -
Озёрной формой в глубине морей.
А стал подземным горем у руля -
Искать формальный отблеск идеала
И там катить под камень небо в век,
Где выйдет ролью каждый человек.
Внутри озёрной площади за право
Ты ждёшь свой век и открываешь им -
Понятный мир на берегу прохлады
И словом миф на тонкости любви.
Им жили рыбы к пище об итог
И каждый мог им говорить слова,
Такие же под ролью о восток
В нетленной форме озера из чуда.
Шаг исторического почёта
Ты высчитал идеи для почёта,
Им смертный облик, словно говорит
За опытом классического шёпота
И там от одиночества хранит
Войны скупые нравы переправы,
За долгим светом в шаге от весны,
Что ждать тебя, высчитывая право -
Сегодня будет на примерном поле.
Ты завладел той участью в неволе,
Под каменным утёсом шли года,
А ты катил свой ужас, как тогда
Над приведённой розгой времени у боли.
Искать ли счастья в подлинной вине -
Ты сам не знаешь в чувствах ли, на мне,
А только шёпот мечет страх земной,
За мной, касаясь вечности немного.
Ты дышишь этим утром за весной,
И что то счётом видит по-другому,
Досталось ли тебе почётом в том
Иметь свой исторический предел?
Ты внял той серой правде бытие,
Принял моральный оттиск над равниной
И шлёт под эталонный перенос -
Скульптурный очерк мужества в себе.
За шаг, которым будешь говорить,
За счёт у чёрной ловкости хранимый
Источник чуда в мысли обо мне,
Где звон земной пародии почёта -
Твой страж уводит в почерк бытия,
Твой род запомнит верой и намедни -
Ты открываешь свет, предчувствуя, скорбя,
Что стал им мерить пафос на уме.
Где звал почёт в намеренной игре,
Спустившись со скалы в немое чувство,
Ты ждал историю и словно память стрел
Смотреть нам предлагал в понурой тьме.
За берегом не скалится тот ад,
Досадой стал им ветер по любви,
Что истину укроет в сон кровавой
Опустошённой вольности твоей.
Занялся бы твой ветер в монолог -
Искусством думать правильно от тени,
В которую ты превращаясь стал -
Судьбой от шага мысли на себе.
Тем поколением искать другой рассвет
И счастья тон щадить над эталоном,
Могучим ли, отжившим на словах,
Но этой ночью, архаично в лучшем.
Самовластие убирает ножи
На дне игольной впадины видна
Исчадия потусторонней силы -
Вина прожить свой возраст и отнять
Моральные бега под сон надежды.
В спокойный океана монолит
Ты погружаешь вереска раскаты,
Чтоб знали слог российский за одним
Прибитым словом мира наравне.
Он исчезает в день утопии в себе,
Когда по городской идёшь харизме
И тешат словом мании пера:
Твой ум и самовластие мотива.
Как быть тогда на этом берегу,
Тем думать в воду мысленно с тобой,
Когда над безымянной мостовой
Мы вышли в свет иллюзии за право?
Им дух московский дышит и зовёт
Свои дома саратовской зарницы,
А блеск тюменской роскоши ведёт
Покой, откуда вышла та весна.
Она открыто убирает сложный
Манер ножей привыкнуть от того,
Что дух российский думает сложить
Ментальный вид по быстрой тишине.
И там, ты опираясь светишь мне,
Как роза чайной функции из масти -
Всё видеть слог над удалью сердец,
Там думая в российской глубине.
По улицам открыто светит власть,
Видна отрада мифа по харизме,
А ночь ведёт тот юмора итог
И что то пишет горько между строк.
Ей не видна подобия отчизна,
Тот лёгкий шорох вымысла в глазах,
Там только ночь упрячет в небе страх,
Чтоб ожидать над вереском ножи.
Одни они остались нам и хнычут,
Чтоб видеть сон усталого меча,
Его войну в задворках сгоряча
И тленный ужас милой темноты.
В засов упрятал весь свой идеал
Потусторонней ловкости наивной -
Оскал внутри инертной глубины
Сквозь зов по человеческой игре.
И так идут московские отчизны,
В глаза нам смотрят мило над углом,
В котором стыло общество ножей,
Там смело провожая новый день.
Испуганный рассвет прилип к окну,
Внимательно в рассказах замирает,
Он точно знает фокус в той игре
Московских стен из мифа по нутру.
Там были мы, играя в сон людей
И кто то разворачивал надежды,
Что чёрный страх сходил ему в окно,
Где самовластие всё открывает ход.
По времени оно идёт и дышит
Московским смогом к вечности твоей,
Наверно днём им что то там услышит
Понятный рокот жизни городской.
Вогнут как приговор
Сомнения миф лишь огибая ты
Блюсти не смеешь право, что одна
Тебе оставила покорностью своей
Горящий свалки номер на благах.
Скульптурой тычешь в низменном огне,
Что там искрой становится программа,
Но в этом поле личности ни грамма
Души искусства в низости твоей.
Людей не обеляют здесь блага,
В которых стало юностью посильно
Бродить вокруг Невы и видеть рай
В скульптурной роскоши надмения и боли.
Что утром ты поднял умом рассвет,
Служивший правом номера в любви,
Но был ли на ответе от людей -
Спонтанный мир для роскоши твоей?
Имея счастья клад здесь укажи,
Как будешь жить искусно от невежды,
Как будет миром случая хранить
Свободу роли к призракам любви
Твоя деталь искусного мотива,
Где снова человек не видит рай,